Если выйти с микрофоном на оживлённую улицу в Москве, Санкт-Петербурге или любом ином крупном российском городе и, прикинувшись журналистом, начать задавать всем подряд прохожим вопрос: "Знаете ли вы, что такое "доктрина Брежнева"?" — ответы вряд ли поразят вас своим разнообразием. Большинство опрашиваемых наверняка или ответит отрицательно, или, смущённо улыбнувшись, скажет что-нибудь про то, что — да, конечно, но вот именно сейчас точно припомнить не может. Меньшинство если не отмахнётся, огибая вас на ходу, начнёт выкручиваться, изобретая самые неожиданные ответы, в числе коих наверняка будет и встречный вопрос: "А кто такой Брежнев?" Не исключено, впрочем, и такое, что, задав этот вопрос в семьдесят восьмой раз, вы услышите именно тот ответ, которого и ожидаете: "Это — принятое на Западе в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века неофициальное наименование концепции ограниченного суверенитета, навязанной руководителям стран так называемой "народной демократии" советским правительством после чехословацких событий 1968 года".
Получив этот ответ, знайте: тот, кто его дал, не числится среди аудитории, которой предназначена данная публикация. Поскольку про то, о чём пойдёт сейчас речь, он и так всё знает. Она — для всех остальных.
* * *
Военная интервенция в Чехословакию, осуществлённая Советским Союзом в ночь с 20-го на 21 августа 1968 года, стала важнейшим событием в мировой истории второй половины XX века — периода, который принято называть "после Второй мировой войны". Последствия этого события сыграли решающую роль в расстановке противостоящих друг другу сил на европейском театре военных действий "холодной войны", начавшейся едва ли не на следующий день после завершения в 1945 году войны "горячей" и продолжавшейся к тому времени вот уже два с лишним десятилетия. Противоборствующие стороны были — тоталитарное государство, пользовавшееся для своего самообозначения аббревиатурой "СССР", и страны так называемого "свободного мира": Великобритания, Франция, Западная Германия и другие, менее крупные, в Европе, и Соединённые Штаты Америки — за океаном. Между ними, как своеобразный буфер, находились шесть небольших восточноевропейских государств: Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Чехословакия (в ту пору ещё единая, а не отдельно Чехия и отдельно Словакия, как сейчас) и Восточная Германия. Они попали в зону влияния СССР в 1945 году вследствие крупнейших геополитических изменений в Европе по факту прекращения Второй мировой войны. Советский Союз, ставший одним из двух её устроителей и в первый период (с сентября 1939-го по июнь 1941-го) выступавший — наравне с Третьим рейхом — в качестве агрессора, затем сам стал жертвой агрессии со стороны своего вероломного союзника. Вследствие такого драматического стечения обстоятельств он оказался в числе участников антинацистской коалиции вместе со своими самыми главными врагами — Великобританией и США.
Дальнейшее хорошо известно.
Захватить всю Европу Сталину, как он о том мечтал, развязывая мировую войну, не удалось. Ему досталась лишь половина — причём меньшая. Но и с ней надо было что-то делать. Точнее, не "что-то", а запускать процесс осовечивания попавших в его руки территорий. Для этого во всех формально сохранявших независимость, но фактически ставших советским протекторатом странах Восточной Европы были образованы местные коммунистические партии, которым затем из Кремля был отдан приказ захватывать власть. Последовала череда "слияний и поглощений", следствием чего стало уничтожение в этих странах демократических многопартийных правительств и установление однопартийных просоветских режимов — таких же тоталитарных, как и режим Старшего Брата. Одновременно по приказу из того же Кремля в странах-сателлитах были развёрнуты кампании идеологического террора по образцу Большого террора в СССР 1937-1938 годов, хотя и, разумеется, в гораздо меньших масштабах. Всё это продолжалось ровно до тех пор, пока поздним вечером 5 марта 1953 года в одной из комнат Кунцевской дачи Сталина не прозвучали полные яростного торжества слова Лаврентия Берии: "Корифей всех наук! Кусок мяса! Хрусталёв, машину!" Эти слова ознаменовали наступление на планете Земля новой, постсталинской эры.
* * *
Не успели завянуть траурные венки, грудами наваленные перед зиккуратом на Красной площади в Москве, принявшим в свои недра ещё одну мумию, как в Гулагском королевстве начались серьёзные проблемы. Выпущенные из концлагерей по Ворошиловской амнистии сотни тысяч уголовников развязали по всему Советскому Союзу уголовный террор, наводя ужас на затравленных обывателей городов и деревень. Оставшиеся за колючей проволокой сотни тысяч политзаключённых стали бастовать и восставать, требуя улучшения условий содержания и пересмотра сфабрикованных приговоров.
Неспокойно было и по ту сторону Большой зоны.
В июне 1953-го восстали восточногерманские рабочие. Восстание было жестоко подавлено советскими оккупационными войсками.
В июне 1956-го вспыхнули рабочие волнения в польском городе Познань. Польские коммунисты справились своими силами, но кровь, пролившаяся на познанских мостовых, забрызгала их физиономии несмываемой красной краской.
В октябре 1956-го вспыхнула Венгерская антикоммунистическая революция. После некоторых сомнений и колебаний Кремль двинул на восставший Будапешт танки — и утопил стремление венгров к свободе в кровавой бане.
И всякий раз на любые возникающие в "свободном мире" драматические — по большей части неизменно лицемерные — возмущения: "Что вы делаете?! Как можно так поступать?! Это же не гуманно!" — из Москвы с циничной ухмылкой следовал один и тот же ответ: "Это наши внутренние дела. Не суйте, господа, своё свиное капиталистическое рыло в наше социалистическое корыто!" И правительства стран "свободного мира", мгновенно теряя запал праведного гнева, начинали смущаться и тушеваться, приговаривая: "Ну, раз так... тогда конечно... если вы так считаете, то..." Прямо как тот советский интеллигент в шляпе из незабвенного анекдота про конфликт в переполненном автобусе.
* * *
Общеизвестно: любые попытки "умиротворения" или "взывания к совести" хулигана или бандита приводят только к одному: хулиган ещё сильнее наглеет, бандит — ещё больше распоясывается. Тогда как незамедлительное применение по отношению к данной категории граждан грубой физической силы приводит как раз к тем результатам, которых и хотят достичь взыватели и увещеватели: хулиган мгновенно теряет блатной задор и съёживается в углу возле параши, а бандит прячет ствол и начинает громко орать — про то, что "вот уж и пошутить стало нельзя".
Эта схема — универсальна. Она работает не только в тюрьме или в армейской казарме, но и везде — во всех структурах и организациях, включая и ту, что именуется Организацией Объединённых Наций. Вот только способных на её применение отчего-то всегда оказывается гораздо меньше, нежели тех, кому место не в её Совете безопасности, а под нарами или у параши.
На протяжении всей своей 73-летней истории правители Советского Союза вели себя на международной политической сцене именно как бандиты и хулиганы. На любые попытки правительств стран "свободного мира" воззвать — нет, не к совести, этого качества у кремлёвских отродясь не было, — хотя бы к чувству элементарного здравого смысла, — следовал ответ из уже цитированного выше лексикона, иной раз почти на чистой уголовной фене. Особенно популярна у кремлёвских была формула: "То, что наше, — то наше. А то, что ваше, — об этом мы поговорим..." В 1968 году эта "блатная музыка" получила наконец своё формальное воплощение. Им стала пресловутая концепция "ограниченного суверенитета стран народной демократии". Или — для краткости — "доктрина Брежнева".
* * *
Известна точная дата, когда была сформулирована доктрина Брежнева. Это произошло 12 ноября 1968 года в Варшаве, столице тогдашней коммунистической Польской Народной Республики. Накануне, 11 ноября, там начал работу очередной, по счёту пятый, съезд местной коммунистической партии (официально называвшейся, правда, не "коммунистической", а "объединённой рабочей", но эти мелочи никакого значения не имели). На следующий день на съезде "братской компартии" выступил дорогой гость из Москвы — генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Который в числе прочего заявил:
"Хорошо известно, что Советский Союз немало сделал для реального укрепления суверенитета, самостоятельности социалистических стран. КПСС всегда выступала за то, чтобы каждая социалистическая страна определяла конкретные формы своего развития по пути социализма с учётом специфики своих национальных условий. Но известно, товарищи, что существуют и общие закономерности социалистического строительства, отступление от которых могло бы повести к отступлению от социализма как такового. И когда внутренние и внешние силы, враждебные социализму, пытаются повернуть развитие какой-либо социалистической страны в направлении реставрации капиталистических порядков, когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалистического содружества в целом — это уже становится не только проблемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран".
Что в переводе с коммунистического партийного новояза на понятный любому уголовнику русский язык означало: "Что наше — то наше. И мы его никому не отдадим!"
С момента оккупации Чехословакии, — в которой, пользуясь брежневской демагогической риторикой, "внутренние и внешние силы, враждебные социализму, попытались повернуть развитие в направлении реставрации капиталистических порядков", — к тому моменту прошло всего два с половиной месяца. Советские танки и бронетранспортёры уже давно из неё ушли — туда, откуда пришли. Но руководство чехословацкой компартии не могло больше проводить линию внутренних социально-политических преобразований, направленных на создание так называемого "социализма с человеческим лицом" — в том же августе под угрозой физического уничтожения её глава Александр Дубчек согласился подписать протокол, формально узаконивший оккупацию его страны советской армией. Одновременно с этим у него было отобрано право принимать самостоятельные решения по всем вопросам внутренней и внешней политики Чехословакии, и он де-факто превратился в свадебного генерала. Решали отныне совсем другие люди. И не в Праге, а в Кремле.
* * *
Ознакомившись с провозглашённой Брежневым в Варшаве концепцией "ограниченного суверенитета социалистических стран", "свободный мир" утёрся и принял её к сведению. А что ещё было ему делать? Соединённые Штаты по уши увязли во Вьетнамской войне (в которой они воевали не только с вьетконговскими коммунистическими партизанами и их северовьетнамскими хозяевами, но и с Советским Союзом, стоявшим за спиной Северного Вьетнама). Великобритания не знала, как решить проблему поднявших голову сепаратистов в Северной Ирландии. Францию в том же 1968 году до основания потряс социально-политический кризис, вошедший в её историю под названием "Студенческая революция". У всех были свои проблемы, и никто не хотел наживать себе дополнительные. Главное было — не отвоевать утраченное, а не потерять то, что осталось.
* * *
По счастью, доктрина Брежнева — после того, как она была провозглашена, — ни разу не была применена на практике. Единственный раз, когда это едва не произошло, пришёлся на первые числа декабря 1980 года. Тогда правители Советского Союза находились буквально в одном шаге от того, чтобы осуществить очередную военную интервенцию — на этот раз в Польшу, где тогда стремительно набирало силу антикоммунистическое рабочее движение, оформившееся в виде независимого профсоюза "Солидарность". Это движение, по мнению кремлёвской камарильи, представляло серьёзную опасность для существовавшего в Польше просоветского режима, который явно медлил с его подавлением и тем самым ставил Старшего Брата перед необходимостью снова решать проблему его руками. Вторжение, планировавшееся, как о том свидетельствуют некоторые неофициальные источники, на 8 декабря 1980 года, было отменено буквально в самый последний момент. В качестве причин такого решения обычно называются две: во-первых, уже полным ходом шла Афганская война, развязанная Советским Союзом год тому назад, и воевать на два фронта ему было очень нежелательно по чисто экономическим причинам; во-вторых, руководству польской компартии якобы удалось убедить Брежнева и компанию воздержаться от ввода советских войск, открытым текстом дав им понять, что сейчас не 1968 год, а поляки — не чехи, они не станут терпеть позор новой оккупации, хорошо им памятный по многовековой истории российско-польских отношений. Выяснять, так это было или не так — работа для историков. Но если такое предупреждение действительно было сделано и оно подействовало, то... То это является ещё одним подтверждением действенности методики усмирения бандитов и хулиганов, о которой было написано выше.
* * *
Доктрина Брежнева просуществовала 21 год. Её крах пришёлся на незабываемый 1989-й — год череды антикоммунистических революций в странах Восточной Европы. В тот год за несколько месяцев все просоветские режимы в этих станах приказали долго жить — тем, кто пришёл им на смену. При этом коммунистические правители в Венгрии и Польше оказались настолько прагматичными, что отдали власть оппозиции, хотя и в добровольно-принудительном порядке, но всё же без существенных эксцессов; а вот болгарские, чехословацкие и восточногерманские сдались только под напором гражданского протеста. Хуже всего сложилось в Румынии, где за освобождение от диктатуры сумасшедшего "кондукатора" Николае Чаушеску было заплачено жизнями более тысячи граждан, погибших в боях с силами его тайной полиции.
Ныне, по прошествии ещё без малого трёх десятилетий, доктрина Брежнева мертва. Но отнюдь не мертвы ещё те, кто являются её носителями. Те, кто считают, что она была не циничным оправданием политики межгосударственного терроризма, проводившейся не существующим уже тоталитарным государством, которое их вскормило и воспитало. Именно эти люди находятся в данный момент на вершине государственной власти в неосоветской России. Именно они стремятся подавить в ней все силы прогрессивного развития. Именно они мечтают, чтобы в ней всё стало "как при Брежневе" и оставалось так всегда.
Однако их поступки и чаяния категорически не совпадают с основным вектором развития истории человеческой цивилизации — стремлением к максимально возможной личной свободе каждого отдельного человека. И как только это неправильное поведение войдёт с ходом мировой Истории в резонанс — в России незамедлительно начнутся такие же процессы, как те, что начались весной 1968 года в Чехословакии. И они, эти процессы, будут априори обречены на успех. Потому что нет в нынешнем мире таких чужих танков, которые можно было бы ввести в Москву.