Прочитал недавно, что до 14 мая РЖД, Минтрансу и ФСИН поручено проработать вопрос о привлечении заключенных к строительству БАМа и Транссиба. Среди прочего – заняться "созданием инфраструктуры для их размещения".
Замечу: это не первый опыт обращения путинского государства к лагерной практике. В 2017-м (год столетия органов) госкомпании получили "квоты для приема" лиц, осужденных к обязательным исправительным и принудительным работам, – вместе с правом отправлять их в отдаленные регионы, "в том числе с проживанием" на объектах, этим госкомпаниям принадлежащих.
У страны проблема – острая нехватка рабочей силы. Для ее решения государственники возвращаются к проверенному методу – бросить в прорыв зэков. И БАМ – лишь частный случай. Случай, правда, не рядовой. БАМ – символическое слово в словаре советского человека. Причем символично оно вдвойне. "Слышишь, время гудит – БАМ!/На просторах крутых – БАМ!/И большая тайга покоряется нам" – это романтическо-маршевая песня-речевка рвалась в 70-е из ТВ и радио. БАМ тогда был модной темой. На официальную патетику народ ответил насмешливой частушкой: приезжай ко мне на БАМ – я тебе на рельсах дам. Намекал: БАМ – не только рельсы; как-то и жить надо. Но у советских начальников туго было не только с юмором. Им чужд человеческий взгляд на вещи.
Чужд исторически: с момента своего появления советская система этот взгляд отрицала. Поэтому в наборе ее главных созидательных инструментов всегда был лагерь. Чем больше строек, тем больше посадок – диалектика. С 1932 г. заработал Бамлаг – огромный остров в лагерном архипелаге. Прошло без малого сто лет. И вот опять: БАМ – зэки. От лагерного социализма – к лагерному капитализму.
Мало что можно найти гнуснее этой идеи – соединить "производственные проекты" с лагерем. Особенно в стране, имевшей в недавнем прошлом ГУЛАГ. Да и с экономической точки зрения это утопия, иллюзия – ведь и тогда не получилось. Советский лагерь не подчинил "Севера" – только сгубил миллионы лагерников. Бамлаг тому подтверждение. Ставить на раб(скую)силу в XXI в. и вовсе глупо.
Но это – общечеловеческая логика. А мы имеем дело с другой, особой – тут работает "культурный код" ЧК, логика наследников. Они не выбирают – их ведет инстинкт. Когда под рукой уже нет комсомольцев для ударных строек – зовут ФСИН. Если тайгу не взять свободным трудом, героизмом и энтузиазмом, ее возьмет зэк – деваться-то ему некуда.
Здесь не просто непреодолимая тяга и выучка сопрягать любое дело с преступлением. Лагерь в СССР был универсальным средством террора и строительства. Но не только. Это – модель общества, которое хотели построить. Этот тип: ГУЛАГ–общество, где ты или ВОХР, или зэк, – особенно близок и понятен человеку из органов. Эволюция нынешнего режима изначально предполагала (в качестве одной из возможностей) создание общества по типу лагеря. Чем старше, амбициознее, агрессивнее режим становился, тем выше была вероятность, что он попытается ее реализовать. – Диктатура наследников. Теперь она стремится к своему апогею.
Полная изоляция – в кольце врагов, граница на замке, внутри – репрессивный гон, никакого общества с его голосами и мнениями, санирование потенциалов сопротивления, насаждение атмосферы страха и подозрительности, равенство в жизненной скудости для всех, кроме режимных, – таков их образ страны. Политика для них – это мочить всех, экономика – эксплуатация, принудительный труд и т.п. Каждый их шаг, особенно в последние два года, – в этом направлении; здесь они инстинктивно точны и эффективны.
Решение превратить БАМ в ударную ГУЛАГ–стройку – для этой линии вполне органично. И если оно принимается, это значит, что, во-первых, в местах заключения уже набралось количество людей, достаточное для формирования новых трудармий, а, во-вторых, режим готов к массовым посадкам. Тем самым он обезопасит себя от "врагов", всей этой болотно-манежно-невской (и прочей) "нечисти". На восток их – в "гулаговский рай". Ими, конечно, дело не ограничится – путь в "райские места", как и прежде, не заказан никому. И "зацветет страна" – "построже". Так что цели определены, задачи поставлены – Бамлаг ждет.
! Орфография и стилистика автора сохранены
