Постоянный автор сайта Каспаров.Ru Евгений Ихлов написал ответ на мои недавние "Размышления о референдуме в Каталонии", в котором выразил принципиальное несогласие с предложенной мною трактовкой права народов на самоопределение. Я искренне благодарю уважаемого Евгения Ихлова за внимание, проявленное к моему тексту, и, в свою очередь, хочу предложить свои контрвозражения.
Мой оппонент, утверждая, что право на самоопределение предполагает также и право на провозглашение независимого государства, ссылается на то, что положения статьи 1 Международного пакта о гражданских и политических правах и идентичной ей по тексту статьи 1 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах (далее для краткости буду называть их просто Международными пактами), закрепляя право народов на самоопределение, устанавливают, что в "силу этого права они (народы — В.А.) свободно устанавливают свой политический статус". Проблема, однако, в том, что Международные пакты не содержат ни определения понятия "политический статус", ни ссылки на другой акт международного права, в котором бы такое определение содержалось. Следует ли понимать данную правовую норму таким образом, что право свободно устанавливать свой политический статус включает в себя право на провозглашение независимого государства в одностороннем порядке? Прямого ответа на этот вопрос текст Международных пактов не содержит.
Таким образом, мы имеем дело с определением одного термина с неоднозначным смыслом ("право на самоопределение") через другой термин с неоднозначным смыслом ("политический статус"), что никоим образом не добавляет ясности. Именно это дало мне основание утверждать в моей первоначальной статье, что "текст соответствующих правовых норм носит достаточно общий характер, и никаких упоминаний о том, что право на самоопределение включает в себя право на создание независимого государства, не содержит", после чего задаться вопросом: "Если авторы вышеупомянутых международно-правовых актов, включая в них нормы о праве народов на самоопределение, действительно подразумевали право на создание независимого государства, почему они не сформулировали это "право на государственность" более определённо и недвусмысленно?"
Гораздо более определённый характер носят положения Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций (далее для краткости — Декларация), на которую также ссылается мой уважаемый оппонент. Декларация прямо называет создание суверенного и независимого государства одной из форм реализации права на самоопределение. Однако, в отличие от Международных пактов, Декларация по своей правовой природе не является обязательным для исполнения актом международного права.
Дело в том, что Генеральная Ассамблея ООН, чьей резолюцией утверждена Декларация, не является неким "всемирным парламентом", имеющим право принимать нормативно-правовые акты, обязательные для исполнения государствами — членами ООН. Её акты могут приобрести обязательный для исполнения характер только в том случае, если они подписаны и ратифицированы государствами-участниками в порядке, принятом для международных договоров (как это и имело место с Международными пактами), причём обязательными они в этом случае станут только для подписавших и ратифицировавших их государств. В отсутствие же подписания и ратификации акты Генеральной Ассамблеи носят исключительно декларативно-рекомендательный характер.
Именно таким рекомендательным характером и обладает Декларация, которая не только не была ратифицирована государствами — членами ООН, но и изначально не предполагала ратификации. В отличие от Декларации, Международные пакты содержат в своём тексте детально прописанный механизм их ратификации и вступления в силу, то есть они изначально были замышлены их авторами именно как акты, обязательные для исполнения государствами-участниками.
В связи с вышесказанным я уточню и дополню сформулированный ранее вопрос: почему авторы рекомендательной Декларации, говоря о праве народов на самоопределение, прямо указали на создание суверенного и независимого государства как на одну из форм реализации этого права, в то время как государства-участники обязательных для исполнения Международных пактов вместо прямого закрепления права на создание независимого государства предпочли использовать гораздо менее однозначную формулировку о "политическом статусе"? На мой взгляд, ответ, опять же, очевиден: потому что провозгласить некий желаемый идеал, не обозначив ни сроков, ни механизмов его достижения, — это одно, а закрепить в международном праве обязательную для исполнения норму, закрепляющую право не имеющих государственности народов на получение этой государственности и, соответственно, корреспондирующие этому праву обязанности существующих государств, — это совсем другое. Государства-участники Международных пактов были готовы принять первое, но не второе. В Международных пактах отсутствует какое бы то ни было упоминание создания "суверенного и независимого государства" ровно потому, что государства-участники не желали принимать на себя обязательство признавать такую радикальную форму права на самоопределение. Именно поэтому следует придерживаться буквального или "узкого" (то есть не предполагающего права на создание независимого государства в одностороннем порядке) толкования норм Международных пактов о праве на самоопределение, о котором автор этих строк писал в первоначальной статье.
Полагаю, существуют по меньшей мере две причины того, почему государства-участники Международных пактов воздержались от закрепления права на создание независимого государства. Во-первых, многие из них сами имеют очаги потенциального сепаратизма на своей территории, а потому не заинтересованы в создании правовых оснований для собственной территориальной дезинтеграции. Во-вторых, закрепление такого права, в отличие от принятия декларативно-рекомендательного акта, провозглашающего абстрактный идеал, требовало бы создания конкретного механизма реализации этого права. Однако, как уже было сказано в моей первоначальной статье, практически любой вариант такого механизма способен только радикально ухудшить современную, пусть неидеальную, но относительно терпимую ситуацию.
Наконец, важным инструментом толкования правовых норм является анализ правоприменительной практики. Здесь мы можем видеть, что государства — участники Международных пактов (равно как и сама ООН) на протяжении минувших со дня принятия Международных пактов пяти десятилетий достаточно последовательно воздерживались от признания самопровозглашённых государств, то есть придерживались именно отстаиваемой автором этих строк "узкой" трактовки права на самоопределение. За это время на Земном шаре возник ряд новых независимых государств, но массовое признание со стороны третьих стран они получали (за одним исключением, речь о котором ниже) лишь после того, как их независимость была санкционирована в той или иной форме государством, от которого эти "новорождённые" государства отделялись (сюда, в том числе, относятся бывшие советские и югославские республики, которым не требовалось получение специального "разрешения на выход", поскольку право на беспрепятственный выход из федерации было за ними изначально закреплено в Конституциях, соответственно, СССР и СФРЮ). Что характерно, продолжая эту тенденцию, на данный момент ни одно из государств мира не выразило даже сдержанной готовности признать гипотетическую каталонскую независимость, а руководящие органы Евросоюза однозначно поддержали территориальную целостность Испании.
Самопровозглашённые государства, как правило, могли и могут рассчитывать лишь на признание со стороны откровенно заинтересованных государств, чьи недобросовестные действия зачастую и приводили к возникновению сепаратистских образований, будучи, по сути, формой агрессии. Наиболее очевидные примеры здесь: признание Турцией сепаратистской "Турецкой Республики Северного Кипра", возникшей в результате вторжения на остров турецких вооружённых сил, и признание Россией "Республики Абхазия" и "Республики Южная Осетия", также возникших в результате вооружённого вмешательства России во внутренние дела суверенной Грузии.
Теперь о главном исключении из правила. Полагаю, читатель уже понял, что таковым исключением является Косово — самопровозглашённое государство, получившее (относительно) массовое признание. Так вот, принципиально важным здесь является то, что, признавая "независимость" Косово, лидеры государств Запада специально подчёркивали, что ситуация с Косово является уникальной, а потому не может рассматриваться в качестве прецедента. Честно скажу, мне подобные заявления кажутся, мягко говоря, неубедительными, поскольку, что бы ни говорилось в официальных заявлениях, но сепаратисты всего мира, а также путинский режим, реализующий планы неосоветского реванша, восприняли казус Косово именно как прецедент. Для целей настоящего текста, однако, важно другое: любое заявление о том, что Косово — это исключение из правила, является по крайней мере косвенным признанием факта существования правила. Правила, в соответствии с которым одностороннее провозглашение независимости является недопустимым.
Далее уважаемый Евгений Ихлов упрекает меня в непонимании содержания Американской революции, известной также как Война за независимость США. "Искреннее видящие себя продолжателями римской республиканской традиции отцы-основатели именно понимали, что создают новую нацию и новую цивилизацию — с иным этническим набором и иными духовными принципами", — пишет он. Невозможно спорить с тем очевидным фактом, что Отцы-основатели США действительно прекрасно понимали, что создают новую нацию (хотя сам процесс формирования общеамериканской национальной идентичности занял достаточно длительное время и завершился только после Гражданской войны). Возражения вызывает другое. Ни о каком "ином этническом наборе" в данном случае речи вести не приходится — состоявшее преимущественно из потомков британских переселенцев население североамериканских колоний в этническом плане было практически неотличимо от населения метрополии (чернокожие рабы и свободные индейцы в то время не обладали гражданскими правами, а потому ещё не рассматривались как часть политической нации). Полиэтничная Америка, которую мы знаем сегодня, сформировалась гораздо позже как результат многих поколений иммиграции из различных частей света.
Важно также отметить, что сами колонисты накануне Войны за независимость воспринимали себя как подлинных британцев, сохранивших истинные британские ценности, ценности свободного народа, в противовес погрязшей в коррупции и потому утратившей эти ценности Британии. Таким образом, в провозглашении независимости они видели способ сохранить эти британские ценности в Новом Свете, раз уж не было возможности спасти их в метрополии (подробнее на эту тем см. Бернард Бейлин "Идеологические истоки Американской революции"). К тому же среди колонистов было немало потомков сражавшихся за Кромвеля пуритан, которые видели в Войне за независимость своего рода продолжение английских Гражданских войн XVII века на новой исторической сцене.
Что касается американского национализма, то он, подобно своему "прародителю", национализму английскому, был и остаётся национализмом гражданским, где ключевыми критериями общей национальной идентичности являются общее гражданство и общая система ценностей, а этническая принадлежность играет второстепенную роль, что убедительно продемонстрировала Лия Гринфельд в своём фундаментальном исследовании "Национализм. Пять путей к современности".
Таким образом, не стоит искать этническую подоплёку в сугубо политическом и идеологическом конфликте, каковым была Американская революция. И, повторюсь, в этом конфликте Отцы-основатели США апеллировали к праву на восстание против тирании, а отнюдь не к праву на создание независимого государства на этнической основе.
Коль скоро мы затронули тему гражданской (политической) нации, стоит вспомнить, что исторически она была и остаётся тесно связана с концепцией национального суверенитета. В своё время эти две взаимосвязанные концепции были использованы борцами с королевской властью в качестве идеологического противовеса концепции Божественного права королей. Опираясь на концепции политической нации и национального суверенитета, они утверждали, что носителем суверенитета (сувереном) является не король, а нация как политическое сообщество граждан. В современном мире представление о нации как о суверене завоевало практически всеобщее признание, а термин "нация" в международном праве используется практически как синоним термина "государство", что, в частности, нашло своё отражение в самом названии Организации Объединённых Наций.
Так вот, суверенитет предполагает его неделимость. Испанская нация, как политическое сообщество граждан Испании, обладает суверенитетом на всей территории Испании. Испанский суверенитет не подразделяется на "подсуверенитеты" (каталонский, баскский, андалузский и т.д.). Соответственно, каждый гражданин Испании, независимо от того, в каком из административно-территориальных образований, на которые подразделяется территория Испании, он проживает, является, образно говоря, носителем "частички" общеиспанского суверенитета, распространяющегося на всю территорию Испании. Следовательно, любое изменение территории, на которую распространяется суверенитет испанской политической нации, является вопросом, затрагивающим интересы всей нации и каждого гражданина в отдельности (уже хотя бы потому, что изменяется территория, на которой действуют его политические права), а значит и решение по такому вопросу может быть принято только нацией в целом, либо через общенациональный (общеиспанский) референдум, либо через общенациональный представительный орган (парламент).
Аналогично, поскольку данный принцип носит универсальный характер, легко понять, почему с точки зрения международного права крымский "референдум" является ничтожным, равно как ничтожными будут любые гипотетические попытки "перерешить" вопрос Крыма на "новом честном референдуме", как это предлагает автор "концепции бутерброда". Поскольку речь идёт об изменении территории, на которую, в соответствии с нормами международного права, распространяется суверенитет украинской нации, то и принимать решение по данному вопросу вправе только украинская нация посредством общеукраинского референдума или через своих полномочных представителей в Верховной Раде.
В заключение хочу заметить, что сама по себе судорожная попытка каталонского лидера Карлеса Пучдемона в последний момент отложить официальное провозглашение независимости (в момент, когда я пишу эти строки, в новостных лентах появилось сообщение о том, что декларация о независимости Каталонии всё же подписана) свидетельствует о том, что сам он, скорее всего, прекрасно понимает шаткость своей правовой позиции и вытекающий отсюда риск для Каталонии превратиться в результате провозглашения независимости в одностороннем порядке в непризнанное государство.
