На днях Геннадий Гудков в своем блоге отметил: столь глубокий копок Международного консорциума журналистов в офшорные недра — без руки мощной спецслужбы — вряд ли был возможен, что, не исключено, справедливо. При этом весьма спорен его намек о заказном характере изыскания, обращенного-де, преимущественно, против путинской России. Но, коль скоро тот отклик по горячим следам, да и подноготная события по-прежнему в тумане, то расчехлять лупу критики не стоит.
Между тем реакция некоторых комментаторов (меня включая) на антиофшорный залп была своеобразной: да бог с ним, Путиным соролдугины, куда важнее масштаб войны, объявленной с подачи консорциума финансовым потокам и ручейкам, которые изловчились выскользнуть из-под катка налогообложения. И не применительно к отдельной стране или региону, а практически повсеместно — от Кейптауна до Рейкьявика, с пересадкой в Нью-Йорке…
Тут следует уточнить, что широкий резонанс, порожденный подметным диском, для автора сенсацией не стал. Нечто подобное мною прогнозировалось давно, ибо признаки глобальной антиофшорной кампании то там, то сям себя проявляли.
Объект противостояния, как и сто лет назад в России, — собирательный собственник. И лозунг акции, пусть не прописанный, знаком: "Грабь награбленное!" Да и бенефициар прежний — обезличенная госмашина, вобравшая в себя целый лагерь государств, под предводительством стран Первого мира.
Откуда растут ноги у этого феномена? Привлекательная простота коммунистического мифа, будто давно развенчанного? Сомнительно. Мировому политикуму, обросшему жировым слоем консюмеризма, теоретический марксизм не пережевать.
Реагент процесса, на мой взгляд, глобальные информационные технологии, где продвинувшие человечество на качественно новый рубеж, а где — коварный капкан для демократии. Лишь нажми кнопку — и оруэлловская страна-казарма готова, увешанная камерами не то чтобы на каждом перекрестке, в любом сортире. Просветить любую транзакцию из-под полы — раз чихнуть для средней сложности софта. После чего, понятное дело, к экспроприаторскому ногтю…
Ну зачем так грубо! Мы — общество социальных программ, человек с обозом прав — во главе угла! Только дефицит бюджета — вечный тормоз, то и дело чеши репу, как его наполнить, что не с руки… Да и к чему, когда столько нулей по всяким схронам заныкано? Глаза рябит от общаков криминального интернационала и всякого рода уклонистов! Караул, в ружье!
Так, за последние годы западная фискальная система сподобилась в ОБХСС, извлеченный из чулана истории, зато оснащенный по последнему слову техники. Причем без всяких фигур речи. (Отсчет тому феномену ведется с 2010 г., когда крупнейший банк Швейцарии UBS под беспрецедентным давлением Вашингтона раскрыл свою многочисленную клиентуру, наплевав, хоть и через "не могу", на некогда национальную достопримечательность №1 — банковскую тайну.)
Любое значимое движение номиналов — без документального обоснования источника — ныне блокируется. При этом никаких скидок давним депозитам, казалось бы, ретроактивно неподсудных. Не обзаведешься кипой бумаг — прощай предсказуемая, давшаяся нелегким трудом старость. Конфискационные указы на билбордах банки не расклеивают — новичков с чего бы просвещать? Зато, приморозив суммы, объявленные сомнительными, крутят их к своей выгоде, пока рак на Капитолийской горе не свистнет. А упакованный в "брикеты" кэш и вовсе исчез из банковского оборота, должно быть, погрузившись в зимовье частных сейфов и тайников, судя по симптоматике, долгое.
Наступление западного истеблишмента на собирательного собственника поддерживается должной оснасткой: практически повсеместно действуют телефоны доносительства на частников, нередки рекламные вставки, зовущие доверчивого слушателя сливать на пиявок общества компромат, взмыли до небес штрафные санкции за неуплату налогов, откликающиеся, как правило, банкротством, но главное — запущены компьютерные программы, которые отслеживают все значимые приобретения и траты.
На мой взгляд, доклад Международного консорциума журналистов призван раздраконить обывателя, дабы мировому правительству обрести моральный мандат на "окончательное решение" вопроса бизнес-накоплений. Тех самых, которые в силу биологической природы капитализма безупречными быть не могут, более того, они вольно или невольно криминализированы бесталанной, атрофированной бездельем госнадстройкой. Так что российский раздел упомянутого доклада, скорее всего, продиктован глобальным антиофшорным трендом. Это — скорее экономика, повсеместно большевизирующаяся, нежели политический выпад, хоть и по факту свершившийся.
Идеологический аккомпанемент похода на офшоры нехитёр, проходя по столь знакомым россиянам лекалам. Западный официоз неоригинален: международный терроризм, наркоиндустрия, торговцы смертью, разного рода криминал — вот кто забрался под карибскую крышу, ну и на развод — домашние уклонисты. Публику тем самым преднамеренно дурят — дабы заручиться поддержкой для внутрисистемного Октября, уже планетарного масштаба.
При этом все обстоит с точностью до наоборот: маргиналы — они и в офшорах на задворках, львиная доля офшорных "тупиков" принадлежит крупному и среднему бизнесу, не столько сгорбившемуся от бремени налогов, сколько отторгающему циничный отъем собственности, который обставляют общественными интересами, к слову, эластичными как экспандер.
Я далек от мысли идеализировать облик среднестатистического предпринимателя, время от времени соприкасаясь с его социальной стратой. Маниакальная тяга к деньгам, болезненное честолюбие, прожектерство, заносчивость, презрение к потребителю, пусть ретушируемое, склонность видеть в каждом клиенте лоха — нередки в этом пестром транснациональном лагере. Только эти "свищи" человеческой природы в той или иной степени характерны для человечества в целом, по обе стороны "буйков".
При всем том частный сектор — доминирующий на планете работодатель, трудоустраивающий большую часть населения и своей предприимчивостью и упорством создавший общество благоденствия западного образца, хоть и небескорыстно и продавливая свое "я". Тут важно заметить: никакой прочей экономической модели, кроме диктатуры собственности, образуемой "джек-потом" предпринимательских рисков, на горизонте века нет и в помине. Чистоган пока единственный внятный стимул саморазвития, так что любой подкоп под этот системообразующий институт — покушение на остов цивилизации.
Как же прежде регулировались отношения между государством западного типа и институтом частной инициативы, в начале нынешнего десятилетия заметно ожесточившиеся? Поясню: негласным контрактом, которого юридически не существовало, но который просматривался в контексте всех мало-мальски значимых общественно-экономических связей.
Поскольку коэффициент налогообложения частных инициатив вытекал из финансового отчета по большей части уведомительного свойства, то априори подразумевалось: "Бизнес — несущая конструкция национального достояния. Стало быть, не кантовать!". Практика же субъектно-объектных сношений высвечивала установку: "Мы, госаппарат, за иммунитет частного сектора, но до тех пор, пока его отчисления в бюджет отвечают разумному минимуму". Иными словами, обогащайтесь, у кого выходит, но знайте меру.
Была ли прочной эта хартия, ни разу не озвученная и не обязывавшая ни одну из сторон? С семидесятых до нулевых — несомненно.
Служила ли она панацеей, гармонизировавшей отношения бизнеса с государством? Нет, не служила, причем по вине, а точнее в силу несостоятельности обоих. Что имеется в виду?
Возведя адаптируемость и предприимчивость бизнеса в абсолют, в силу чего ослабив донельзя поводья, государство, таким образом, положилось на биологический фактор, как уже отмечалось, приводящий всю систему добавочной стоимости в действие. С одной стороны, частная инициатива небывалым образом расцвела, интенсифицировав деловую активность всей экономики, но с другой — налоги либо перестали платить, либо стали их сводить к неудобоваримым величинам. В ответ госмашина, себя не утруждая, взвинтила налоговые ставки в тех бизнес-секторах, где оборот средств более-менее прозрачен. Самый наглядный пример — реализация горючего, в отпускной стоимости которого до 70% налогов, перечисляемых в госбюджет, с поправкой на ту или страну, разумеется.
И никто из западных правительств не дал труда себе понять, что в новых условиях, то есть при многократно возросшей конкуренции, бизнес стал сейсмически куда менее устойчивым, выживать существенно труднее. Одна ошибка, а то и непредвиденная конъюнктура — и застрельщик инициативы у разбитого корыта, в плотном кольце судебных приставов, его единственном спутнике до скончания дней. Причем ни пособия по безработице, ни каких-либо компенсаций за деловой риск частнику не полагается. Стало быть, в офшорной подушке — известная доля страхового фонда, жизненно необходимая при банкротствах, ну и, разумеется, пенсионная программа. Для мелкого же бизнеса, зачастую балансирующего на грани разорения, укрывательство от налогов — и вовсе единственный инструмент остаться на плаву.
Завершая тезис о несостоятельности сторон, отмечу: в том, что деловое содружество ныне шельмуют, в известной степени виновато оно само, а точнее один из его сегментов, потерявший "берега". Тем предпринимателям невдомек, что демократия, некогда даровавшая частной инициативе фактическую автономию, уповала на отдачу, то есть на осознанный выбор частника — хотя бы частью своей прибыли делиться. Но не сложилось.
Тем временем авансцену западной политики стали занимать скорее клерки, нежели государственные деятели, девальвируя качество управления, более того, дискредитируя его. Популизм и упрощенчество пустили свои метастазы, инфицируя функцию мудрого арбитра, коим современная демократия призвана быть.
Прямые и косвенные налоги продолжали расти, и даже ЕС не удалось их унифицировать. Но главное, навязав частнику роль одного из основных сборщиков налогов, истеблишмент не предпринял и усилия, дабы налоговые перечисления в бюджет носили безусловный и взаимовыгодный характер.
Иными словами, чтобы налоги и сборы было выгодно платить, что достигается единственным — сбалансированными налоговыми ставками, которые базируются на представлениях целесообразности и справедливости.
Если же обобщение чуть детализировать, то сумма налоговых перечислений в бюджет, трезво и справедливо высчитанных, стало быть, стимулирующих финотчетность без изъятий, гарантированно превысит налоговый сбор, достигаемый завышенными и оттого манкируемыми бизнесом ставками.
Для понимания сути проблемы приведу, на мой взгляд, иллюстративный, но, конечно же, не исчерпывающий пример. Ставки НДС в европейских странах неоправданно завышены, в среднем составляя 20%. Да, эта величина не абсолютна, поглощаясь взаимозачетом по НДС, уплаченному бизнесом за приобретенный товар, прочими сопутствующими расходами. При этом НДС в Швейцарии и США куда ниже, не достигает 10%. Подоходный налог на сверхприбыль в общем и целом курсирует в районе 45%, будучи опять не абсолютной величиной, ибо та или иная его часть нейтрализуется льготными пунктами. Но так или иначе упомянутые ставки неестественно раздуты, не столько вызывая отторжение, сколько отнимая у бизнеса пространство для маневра ценами.
Теперь затронем сезонные скидки, в некоторых депрессивных отраслях носящие затяжной, а то и хронический характер. Здесь важно учесть, что большая часть малобюджетных потребителей сориентирована исключительно на специальные акции и распродажи. При этом они даже не задумываются, что каждая удачная покупка за полцены продиктована стагнацией, а то и крахом как минимум одного, а то и нескольких бизнес-проектов, для которых, в отличие от первых, никаких социальных программ и скидок в природе не существует.
Может, у мирового истеблишмента припасены инновации, дабы разорвать замкнутый круг во взаимоотношениях между деловым сектором и госнадстройкой? Боюсь, что нет, так как симптоматика их интеракций свидетельствует об обратном.
Относительно недавно на представительных экономических форумах обсуждались механизмы и каналы деофшоризации мировой экономики. Большая часть экспертов сходилась во мнении, что успех будет иметь лишь полная амнистия капиталов, облагаемых при репатриации десятипроцентным налогом. Между тем то, что мировой истеблишмент на практике осуществил — это уголовная амнистия с грабительским изъятием подоходного налога, чем, понятное дело, воспользовались единицы.
Как ни странно, единственной, кто предложила более-менее сносные условия для возврата в "родную гавань" состояний, была Россия, как известно, хватающаяся за постсанкционную соломинку. Не постигни РФ кризис, инициированный экономической самоизоляцией, мы сегодня бы наблюдали ту же налоговую "оккупацию" делового сектора, что и на Западе, ибо в преддверии крымского аншлюса все к этому шло. Правда, и всех прочих "оккупаций" с избытком…
Предпочтя "мускульную" модель налогообложения всем прочим, коллективный Запад при этом не предлагает малейших паллиативов, будто сами собой напрашивавшихся. Ведь резкий рост налоговых сборов и, соответственно, перелом в практике финансовой отчетности налагает на государство как минимум моральное обязательство поэтапной либерализации всего уклада, ослабления бремени поборов. То же, что на слуху: "Налоги будут платить все, приучим!" Каждый раз, когда я это слышу, почему-то вспоминается: "Arbeit macht frei" — "Труд делает свободным". Помните над каким входом она висела?
Разумеется, мировой истеблишмент осознает, пусть по большей мере подспудно, что, покушаясь на краеугольный камень частной инициативы — интерес — и не выдвигая внятных альтернатив взамен, он отважился на сеанс одновременной игры на несть числа досках, причем с завязанными глазами. И ставки в этом противостоянии не столько высоки, сколько чреваты системным кризисом малопредсказуемого образа и подобия. Оттого вместо клича "Все на площадь!" изобретают такие гибридные компании, как отчет Международного консорциума журналистов, будто независимый, в котором Путин соролдугины оказались солидарно, в пакете с прочими тяжеловесами политического татами, и служат скорее жупелом антиофшорной истерии, нежели объектом атаки. При этом в экспроприационном фокусе вовсе не их "жалкие" миллионы-миллиарды, а триллионы крупного и среднего бизнеса. Тем самым тому выдвинут ультиматум, пока психологический: сняв ремни с портков, добро пожаловать в налоговую резервацию с заначкой в узелке над головой.
