- Бежим! Давайте скорее, бежим! - кричу я по-русски трем оторопевшим датчанам.
Это мы в Нижнем Новгороде вчера приехали к моей колонии №2. Ворота открыты, охраны нет - не доложили, что мы приедем. Через пару секунд выбегаем из машины с огромными пакетами продуктов и ныряем во внутренний двор колонии.
- Как в кино! - говорят иностранцы.
- Как в России, - отвечаю я им.
Всей командой мы прибыли в Нижний, чтобы дать показания на чувака, который от избытка патриотизма и чувства долга перед ЦПЭ, напал на нас с Надей. На него возбудили уголовное дело. Спустя полгода.
Приехать в город и не поехать в колонию, где сидел? Невозможно. И вот я стою перед окном с железной решеткой и прошу охрану передать продукты и дать свидание. Без всякой, конечно, надежды на результат. Но они меня пропускают - дают свидание.
На свидании мы два часа говорим о последних десяти месяцах, что меня нет в колонии. Я узнаю, как тюремщики травили моих подруг, как топтали продукты, которые я передавала, как исчезли мои книги, которые я подарила. Какие-то вещи я знаю, какие-то слышу впервые. Меня поражает отсутствие злости в голосе женщины, у которой ничего нет. Женщины, у которой отбирали последнюю еду и топтали, только потому, что эту еду передала я, с которой запретили общаться, к которой запретили подходить.
- Я у них вроде как враг народа, - говорит она и смеется.
- Да я вот тоже, - отвечаю я и смеемся вместе.
- Ну тебе хуже! - возражает она, - у тебя их там тысячи, а у меня только эти - и кивает в сторону тюремщиков, мы с ними друг к другу привыкли.
! Орфография и стилистика автора сохранены
