Рискуя навлечь на себя гнев коллег по протестному движению, считаю, что сопредседатель РПР-ПНС Владимир Рыжков был прав, когда пошел на встречу с Владимиром Путиным. И точно также был прав писатель Борис Акунин — когда не пошел.
Вот уже несколько лет как Акунин старательно изображает писателя-моралеучителя, своеобразного леволиберального Льва Толстого или — учитывая детективно-криминальный характер беллетристики и жанр регулярных "записок писателя", леволиберального Федора Достоевского. Лев Толстой мог сказать царю — пока по всей стране вещают столыпинские трибуналы, а на каторге — лучшие сыны и дочери России, я к тебе в гости, кровавый тиран, не пойду. И это услышала бы вся страна. Как услышала она в реальности толстовское "Не могу молчать!".
Когда Акунин, Прилепин и Лимонов, втроем писатели куда большие, чем старательно собираемая хлопочущей президентской администрацией гопа, все эти, как говаривали замученные союзписательские администраторы доброго старого времени, "жописы", "дочесы" и "мудочесы" (жены писателей, дочери писателей и мужья дочерей писателей), заявляют, что на этот левый тусняк они не пойдут, то всем ясно — это действительно стремный тусняк. И Акунину, Прилепину и Лимонову там засветиться было бы не по понятиям. Об их отказе услышали все. Лейб-пресс-секретарь заявил, что у нас "нет политзаключенных", мол, это — одна шпана хулиганская.
Это как в бессмертных "Гадких лебедях" братьев Стругацких: "В газетах честно и мужественно, с суровой прямотой сообщили, что "беллетрист Банев искренне поблагодарил господина Президента за все замечания и разъяснения, сделанные в ходе беседы".
Двухсотлетняя российская тема "Поэт и Царь". Поэт не ходит к Царю в толпе. Иначе он превращается в камер-юнкера. Но Поэт может сказать: к кровавому узурпатору — ноги моей не будет. И добавит иносказательно: "Молиться за царя Ирода Богородица не велит". Осталось ждать месяц — если декабрьская амнистия не затронет политических и Путин тем самым покажет свое согласие с Песковым —
все скажут, да, царь-то наш — самый настоящий Ирод.
К тому же Акунину до конца дней своих отмаливать отсутствие на Болотной площади, да и в Москве 6 мая 2012 года. Для него, как и для ежедневно рвущего на части либеральную оппозицию Лимонову, сходить к президенту — дать новую пищу слухам о сдаче.
А про политические репрессии из толпы именитых внучатых племяшей и знатных правнучек может выкрикнуть и опытный криминолог Маринина, отлично знающая и подробно описавшая подоплеку отечественной юстиции.
Да, Толстой не должен был идти к царю, со стен дворца которого еще не отмыта кровь расстрелянного народа. А вот политический вождь Милюков — был идти обязан.
И шел, и к Столыпину шел на переговоры. В нашей стране идет ползучая холодная гражданская война между режимом и протестным движением. Точно такая же, как шла между "демократами" и "патриотами" в 1992-98 годах. Здесь разница между оппозицией — теми, кто не согласен с политикой режима и протестным движением, исходящим из нелегитимности режима. Но где есть война, там есть и переговоры о перемирии.
Владимир Рыжков дважды брал на себя функцию парламентера и с белым флагом на шпаге шел во вражий стан — на Валдай и в Кремль. Где публично предлагал предварительные условия "прекращения огня" — освобождение "заложников" (политзаключенных). Опять же та же коллизия. Если через месяц будет политическая амнистия, значит Кремль сделал выбор в пользу перевода протестного движения в общую оппозицию — к Зюганову, Прохорову и Митрохину. Если нет, то это означает лишь личную политическую смерть неудачливого парламентера Володи Рыжкова. И дальнейшее разворачивание гражданской конфронтации — до победного конца.
Это ведь еще одна драма из отечественной истории — уже не двухсот, а почти восьмисотлетней давности. Князь Александр Невский и хан Орды (улуса Джучи). Если бы миссия Невского завершилась провалом и Великий Новгород и Псков разделили бы участь Киева, то князь Александр вошел бы в историю презренным неудачником, а то и предателем, вроде князя Олега Рязанского. Но он выиграл в этой дипломатической битве и стал "Именем России" (по крайней мере наряду с Иосифом Сталиным).
Своим "унижением" блестящий политический тактик Рыжков изящно "перевел все стрелки" на Путина. Он признал Путина главнокомандующим воюющей стороны. И глупо было не признавать эту очевидность. И сказал — выбор между войной и миром только на тебе. Если исходить из русской литературной традиции, он назначил Путина "Понтием Пилатом" — либо отпускаешь "се человека", либо брезгливо моешь руки в чаше, поднесенной расторопным придворным.
Никаких тайных переговоров — вот наши условия: политическая амнистия и восстановление демократии. Нет значит нет.
Но никто больше не сможет сказать, что Путин не знал, не понял, до него не довели лукавые царедворцы. Список политзэков — на его столе. Это ведь важно и для суда истории — никаких отговорок на неосведомленность. И для возможного суда земного на предмет установления осознанного преступного умысла.
Поэтому — моя поддержка Рыжкову. Он, вовсе не харизмат, волокущий, подобно Навальному, любое политическое движение за собой, и потому Владимир Александрович сильно зависит от партийно-структурной поддержки. Таким образом, придя к Путину, он в любом случае поставил на кон всю свою политическую и общественную карьеру. Ведь успеха ему так же не простят, как и провала.
