Убит Аркадий Бабченко. Он был настолько ярок в нашу мутную эпоху, что это даже не удивляет. В серых потемках он притягивал молнии. Пинал дракона. Был катализатором острых чувств. Будил нечистую совесть (не слишком успешно, не правда ли?).
Я видел его несколько раз мельком в те времена, когда он числился еще начинающим писателем. Мы обменялись едва ли парой слов. Тогда он попал в обойму сравнительно молодых людей, получивших в 90-х годах военный опыт на Северном Кавказе и претворивших его в прозу. На сегодня, мне кажется, это поколение не состоялось с той убедительностью, с какой состоялись потерянные поколения после мировых войн. Сейчас неважно, почему (я как-то уже писал об этом). Важно, что Бабченко покинул эту когорту, вышел из строя и стал уникальным и единственным в своем роде. И получилось так, что тем самым он гораздо убедительнее себя предъявил, в том числе и как наследник великой русской литературы и ее гуманистической традиции (традиции, полуутраченной современной российской словесностью).
Стало еще серее, еще мутнее, еще грустнее жить на этом свете, господа.
Еще добавлю. Бабченко не был елейным праведником и не из тех, кто пукнуть боится. Он был наиболее в последние годы убедительным, очень правильно состоявшимся юродивым XXI века. (Юродивый - ослабленная версия пророка, устами которого говорил Бог). Миссия его была религиозная, подвиг мистический. Без рясы и митры, без дорогих цацек на шее, без холеной фарисейской бородищи. Его дело - выкрикивание правды самой горькой, самой отчаянной, самой неправдоподобной. Обличение неправды и зла, к которым он не хотел привыкать, в отличие от нас, грешных.
И жил он, как юрод, где придется, вел он себя с юродской спонтанностью, на гноище веры, на кладбище надежд, в блогах соцсетей, которые, максимализируя публичность, закономерно стали его трибуной и кафедрой, откуда он ругал ничтожных соотечественников и боролся с помрачением истины, с искажением Божьего лика в человецах, как какой-нибудь Василий Блаженный.
Собственно, он продолжил дело русской литературы, которая когда-то переняла у юродивых их миссию.
Юродивых не убивают, этого не было в старые времена. А писателей в ХХ века только что дустом не травили.
Век ушел, а пошлый и гнусный навык дешевого убийства остался.
Блаженны изгнанные правды ради. Блаженней умерщвленные за нее.
! Орфография и стилистика автора сохранены
