Мы никогда не сможем вылечить наши социальные недуги, если не научимся правильно ставить диагнозы. Так все привыкли говорить о фашизации (фашизоидности) путинизма. Отдал этому должное и автор этих строк.
Но надо понимать, где проходит разница между путинизмом и фашизмом не с точки зрения обвиняющих риторических фигур, а для выписывания рецептов целительных преобразований.
Только что Игорь Яковенко и Александр Немец попытались дать определение путинизму именно как форме фашизма, причём, сделали это ярко, убедительно, с публицистическим блеском и тонким анализом.
Нисколько не пытаясь сравниться с ними, а, напротив, проявляя занудство, я, прежде всего, хочу отметить, что все отмеченные ими признаки фашизма, включая "раздвоенность сознания" и поощрение "неучённости" — суть характернейшие признаки традиционалистского социума.
Прошу прощения, но мне придётся повторить свой старый тезис, который я отстаиваю уже почти четверть века, затрагивая тему фашистской опасности для России.
Фашизм — это тоталитарное революционное движение, уничтожающее институты демократии и гражданского общества с целью создания квазисредневекового государства.
Соответственно, социально-политическая реабилитация социума заключалась в ликвидации тоталитарных госинститутов, чистки кадров (люстрация, денацификация) и восстановление существующих до фашистской (нацистской, "национальной") революции демократических порядков и институций, только подкреплённых извне.
Фашисты (и нацисты) приходили к власти только там, где им позволяли свободно политически и идеологически конкурировать с иными партиями и идеологиями.
В процессе дефашизации это учитывалось и вводились строгие законодательные ограничения, включая, возможность уголовного преследования за высказывания некоторых позиций.
Однако там, где ещё не появлялись органические демократические институты, где не было гражданского общества, но лишь его клановые, цеховые и псевдоцерковные прототипы, мы не может говорить о фашизации, а лишь о реакционных периодах в феодальном (традиционалистском) обществе. Эпоха Торквемады с его депортацией испанских мавров и евреев — не нацистский Холокост и не сталинское "дело врачей". Хотя мы найдём много стилистического сходства. Читая Вольтера о временах Людовика XV и Золя об эпохе бонапартизма (Наполеона III), мы найдём очень много черт сходства с путинизмом, но нам не придёт в голову назвать правление наследника Солнцекороля или племянника Бонапарта фашистскими режимами. Когда победители Наполеона I принесли (вернули) в Германию, Италию и Испанию средневековые порядки, это было не фашизмом, а рефеодализацией, архаизацией...
И меры Бисмарка не были фашистскими, несмотря на то, что предвосхитили политику Гитлера — запреты социал-демократии ("чрезвычайный закон"), гонения на католическую церковь ("борьба за культуру"), популистское заигрывание с рабочим движением (вплоть до альянса с Лассалем) как мощным орудием против либерального слоя предпринимателей, "сильная социальная политика" ("прусский социализм"), стимулирование экономики гипермилитаризацией.
Просто лозунг "фашизм не пройдёт" — красивый и мобилизующий, а куда более точный "остановить социальную архаизацию" вызовет недоумение и даже ненужные дискуссии о том, а нужен ли "бездумный прогресс", не лучше ли "возвращение к вечным ценностям" и прочие интеллектуальные забавы...
Я всё это говорю именно для того, чтобы показать принципиальную разницу действий против фашизма и против рефеодализации. Бонапарт мог выиграть Ватерлоо. И тогда Западная Германия, и, как минимум, Северная Италия и северная Испания вновь подпали бы под действие идей просвещения и прославленного Code civil. Но это не сделало бы в этих землях популярней либеральные идеи. Именно победа над французскими захватчиками, вернувшая европейским нациям веру в свои силы, дала возможность следующему поколению, спустя 33 года после Ватерлоо, устроить Весну Народов, так напугавшую Тютчева. Впрочем, первые, подавленные, революционные движения, временно вернувшие конституции Испании, Португалии и Италии были уже в 1820-21 годах.
Да и мы сами можем сравнить Украину через три года после Первого Майдана и нынешнюю, остановившую и отбросившую гибридную агрессию.
Несложно прописать рецепты дефашизации. Значительно сложнее с деархаизацией. Путинизм — это именно возвращение к псевдомонархическим и квазиноменклатурным ("сословным") моделям, органичным для традиционалистского социума. Социальная архаика же, это как молодость — недостаток, проходящий с годами.
Ельцинские реформаторы боролись с коммунистическим наследием испытанными методами "мягкой" дефашизации (обкатанной американцами на Италии и Японии), включая искусственное создание слоя сверхкрупного бизнеса. И действительно, ни коммунистический реванш, ни реставрация социалистической модели в России более невозможны, и левая идея почти уничтожена.
Для следующего шага — преодоления сложившегося у нас режима т.н. "консервативной революции" (аналоги — Южная Конфедерация, термин создавшая; режимы адмирала Хорти, Салазара, Франко, греческие полковники, Пиночет).
Я отношу консервативную революцию к общей с черносотенством, фашизмом и нацизмом праворадикальной части идеологического спектра, точно также, как брежневизм и восточноевропейские коммунистические режимы отношу к социалистической части, наряду с маоизмом и полпотовщиной, леворадикальной идеологией "красных террористов" 70-х годов. Но разделитель может проходить и по другому, не в этом суть.
Главное в том, что преодоление путинизма требует мер не только диктаторско-репрессивных (люстрация, национализация олигархий, "управляемые" выборы органа, меняющего конституцию и законодательство; "направляемая" информационная политика), но и имеющих характер социальной инженерии. К ним относится искусственное поощрение государством среднего класса (т.е. слоя независимых собственников), защищённого от давления бюрократии, более того, получающего дополнительные возможности для демократического контроля юстиции и силовиков. Например, выборы мировых судей и общенадзорных прокуроров, поскольку и те, и те отнесены конституцией к судебной ветви власти.
Выстраивание системы образовательной и культурной политик так, чтобы распространение либеральных и леводемократических концепций и ценностей имело заведомый приоритет.
Социолог и философ Игорь Александрович Яковенко поймёт о каких рецептах культивирования персоналистского и европейского (вестернизированного) сознания идёт речь, поскольку сам предлагал их четверть века назад. Или инициативы коррекции социальной педагогики, предлагаемые десятилетием позже его однофамильцем — культурологом и философом проф. Игорем Григорьевичем Яковенко.
Поэтому политика депутинизации будет с одной стороны проще, чем декоммунизация 90-х (поскольку уже есть общие представления о демократических институтах, которые не надо создавать на пустом месте, но надо лишь превратить из декораций в реально действующие), и сложней, потому что для устойчивого выхода из традиционализма необходимы десятилетия упорной работы, прежде всего, интеллектуалов, и десятилетия стойкой борьбы проевропейских политиков и правозащитников.
А только обругать путинизм фашизмом — это лишь провести очередной сеанс магического насылания проклятий...
