Здесь через тюрьмы прошли сотни активистов, по политическим делам дают сроки до восьми лет в колонии усиленного режима и часто на одном обвинении все не заканчивается. Еще в 2011 году здесь приняли законы, ужесточающие ответственность за финансирование из-за границы политических партий и общественных организаций. Любой митинг в этой стране может закончиться массовыми арестами. Понятия "измена государству", и "агентурная деятельность" здесь получили новые смыслы. КГБ в этой стране имеет право применять к гражданам силу и не нести за это ответственности, а за призывы к участию в несанкционированных акциях можно получить до трех лет. Здесь политзаключенные заявляют о применяемых к них пыткам, а майка с надписью "Лукашенко, уходи!" или граффити "Мы хотим нового!" и "Достал!" могут обернуться сроком. У политической системы этой страны немало общих черт с российской. Но российский режим может еще многое перенять у белорусского, уверены правозащитники.
На протяжении четырех лет 4 августа проходит Международный день солидарности с гражданским обществом Беларуси. Именно в этот день в 2011 году был арестован руководитель закрытого белорусскими властями правозащитного центра "Весна" Алесь Беляцкий. В июне 2014 года он вышел на свободу по амнистии, но правозащитники и представители гражданского общества решили проводить акцию до тех пор, пока в стране не перестанут сажать в тюрьму за правозащитную деятельность и пока в ней не будут гарантированы фундаментальные свободы — собраний, объединений и выражения мнения.
Каспаров.Ru поговорил с белоруской правозащитницей Еленой Тонкачевой о ситуации в стране и параллелях с Россией. Саму Тонкачеву власти за ее профессиональную деятельность выслали из Беларуси на три года. С давлением она сталкивалась и раньше — решением суда были закрыты две правозащитные организации, где она работала. Сейчас Тонкачева возглавляет "Центр правовой трансформации".
После того, как в Минске прошли переговоры контактной группы по Украине и Лукашенко заявил, что ждет западных гостей вновь — решать вместе, как строить "наш общий дом — Европу", в России начали говорить о возможной перемене курса диктатора. Многим показалось, что власти стали время от времени намекать на возможную либерализацию. Изменилось что-либо за последний год?
За 20 лет мы научились понимать специфику поведения главы государства. Намеки — это вообще не его стиль. Никаких четких или косвенных сигналов о либерализации по вопросам политической реформы, демократии или прав человека не было и никогда не последует. Власть крайне враждебно относится к инакомыслию и любым попыткам обсуждать политические процессы внутри страны или влиять на них.
В текущей экономической ситуации правительство Беларуси пытается использовать, в том числе, ситуацию с переговорным процессом в Украине для получения дивидендов. В первую очередь, со стороны Европейского союза. Имеет ли это какое-то отношение к изменению политической ситуации внутри Беларуси? Нет, не имеет.
В стране остаются политзаключенные, в числе которых экс-кандидат в президенты Николай Статкевич (После протестной акции из-за нарушений на выборах в 2010 году по обвинению в участии и организации массовых беспорядков в заключение попали 22 человека, включая 7 кандидатов в президенты. Статкевич — единственный из них, кто до сих пор остается в тюрьме — прим. Каспаров.Ru)
В стране фактически отсутствует свобода собраний (в Беларуси есть уголовная статья за "организацию и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них", ее используют против участников протестных акций; санкции по ней — до трех лет лишения свободы — прим. Каспаров.Ru), власти продолжают преследовать независимых журналистов. В Беларуси отсутствует публичная демократия. И это означает не только то, что в органах представительной власти нет представителей хоть сколь-нибудь оппозиционных сил. Их нет и в избирательных комиссиях, которые формируются в связи с подготовкой к президентским выборам (выборы, как ожидается, пройдут 15 ноября — прим. Каспаров.Ru).
Если в деле есть политическая подоплека, о независимости судебной власти говорить также не приходится. На справедливое и законное решение в таких процессах рассчитывать нельзя — это доказали дела 2010 года. То же самое и с административными задержаниями за политические акции.
За последний год нет никаких примеров улучшения в сфере прав человека. Косвенные намеки белорусского правительства, сделанные, скорее, в режиме политического аванса Европейскому союзу, не подразумевают никакого реального содержания.
Вы упомянули об административном преследовании журналистов. Как именно это происходит?
Основной контекст административных дел — преследование фрилансеров, которые сотрудничают с иностранными СМИ. В первую очередь это касается людей, работающих для "Белсата" (спутниковый общественно-политический телеканал на белорусском языке, вещающий из Польши; создан на основании договора МИД Польши и польского общественного телевидения — прим. Каспаров.Ru) и нескольких радио и новостных лент. В этом случае речь идет о систематическом привлечении к административной ответственности. (Фрилансеров обвиняют в профессиональной деятельности журналиста иностранного СМИ без аккредитации Министерства иностранных дел Республики Беларусь, что приравнивается к незаконному изготовлению или распространению продукции СМИ. Это один из инструментов давления на независимых журналистов — прим. Каспаров.Ru) Сейчас такие дела заканчиваются штрафами (они могут составлять до 37 тысяч рублей в переводе на российские рубли — прим. Каспаров.Ru), но были периоды, когда назначали административные аресты.
Сейчас в Европейском союзе обсуждается создание вещающего из европейских стран русскоязычного канала. Я думаю, здесь есть смысл учитывать и понимать опыт работы белорусских журналистов.
Что сейчас ждет людей, пытающихся проводить в Беларуси политические акции? Насколько я знаю, раньше в протоколах задержания активистов часто писали, что они ругались матом, а дальше следовал штраф или арест на несколько суток.
"Ругались матом", "опорожнялись в подъездах" и "оказывали сопротивление полиции" — все это мы прошли четыре года назад. На сегодняшний день в стране нет места даже для редких одиночных акций. Публичного протеста в Беларуси нет ни в какой форме.
Сейчас есть только пикеты по сбору подписей за псевдокандидатов в президенты, которые решили в очередной раз участвовать в псевдополитическом процессе. Они подвергаются критике со стороны большей части гражданского общества. Консолидированная позиция большей части гражданского общества — речи об участии в выборах не может быть до тех пор, пока Николай Статкевич находится в тюрьме. Но часть оппозиции решила играть в эту совершенно номинальную игру.
И сейчас изредка на улицах белорусских городов мы можем видеть предвыборные пикеты. Они могут вводить в заблуждение, но ни к какому политическому протесту они не имеют ровном счетом никакого отношения.
Можно ли провести параллель между тем, как развивалась борьба с публичными акциями в Беларуси и как она развивается сейчас в России? Можем ли мы в России делать какие-то прогнозы, зная ситуацию в Беларуси?
Параллели очевидны. Долгое время наши российские коллеги не хотели в это верить.
Многим из них казались странными наши предположения, что Беларусь — полигон для отработки современных репрессивных моделей, которые потом будут использоваться и в России.
Им казалось, что это некоторая деформация восприятия из-за собственной неблагополучной ситуации. Но после судов по "Болотному делу" уже не может быть никаких сомнений, что события развивались по сценарию 2010 года в Беларуси. Я полагаю, что закручивание гаек в России точно так же будет продолжаться, хотя оно уже абсолютно нерационально. Будут изменения в законодательстве, и будет меняться настроение людей.
Беларуси оказалось достаточно трех лет для таких изменений. Сначала была сильная встряска декабря 2010 года и год, в течение которого людей держали в абсолютно дурацком напряжении в связи с уголовной ответственностью для участников протестов. Параллельно власти подавляли любые формы оппозиционной активности. Вспомнить хотя бы массовые задержания за то, что люди выходили на улицы и хлопали.
Достаточно трех лет, чтобы люди отвыкли от публичного протеста. Сейчас российская пропаганда делает все для того, чтобы люди были заняты какими-то другими формами участия в жизни страны.
Что именно так сильно повлияло на настроения людей в Беларуси: страх серьезных санкций за участие в политических акциях, разочарование или внимание людей тоже переключили?
Отвлечь людей на другие проблемы в Беларуси не так просто для власти. По масштабам фантазии и возможностей белорусское правительство очевидно слабее, чем российское. Оно не может устроить что-нибудь вроде аннексии Крыма или участия в деятельности сепаратистов на Украине. Но у нас эти информационные поводы тоже активно обсуждают, и они действительно отвлекают на себя внимание, но дело не в этом.
В чем причина спада активности, в страхе или в разочаровании? Я думаю, фазу страха мы уже пережили и прошли. Скорее произошла адаптация к этим условиям. Ты понимаешь, что поведение власти прогнозируемо, что в данный момент нет шансов оказаться услышанными. Дело скорее в апатии и нежелании участвовать в процессах, которые бессмысленны в текущий момент.
Возможно, что-то изменится, но на данный момент мне трудно представить, что. Я полагаю, что сегодняшняя власть не способна к самостоятельным изменениям и либерализации. Это значит, что в режиме стагнации Беларуси придется находиться еще 10-20 лет. Да, есть серьезный вызов для власти — ухудшающаяся экономическая ситуация.
На сегодняшний день она как никогда тяжела, и власть боится, что протесты могут начаться, но уже не на основе ценностных установок, а за хлеб, колбасу и рабочие места. Поэтому власть превентивно зачищает политическое поле.
Сталкиваются ли с давлением правозащитники в Беларуси?
Правозащитники в Беларуси остаются одними из немногих, кто публично критикует действующую власть. И, соответственно, по характеру и структуре этой власти, правозащитники оказываются в уязвимой ситуации. Достаточно громким было дело Алеся Беляцкого. Он был вынужден провести три года в тюрьме за правозащитную деятельность.
Еще одна проблема, о которой часто говорят правозащитники — смертная казнь в Беларуси. Я слышал, что правозащитники не имеют доступа к информация о количестве казней
Да, Беларусь — единственная страна в Европе, которая не только имеет такую меру наказания, но и приводит приговоры в исполнение. Да, действительно, до годовой статистики мы как правило не знаем, сколько приговоров приведено в исполнение, потому что это происходит в режиме глубочайшей секретности. Ту информацию, которую мы успеваем собрать, мы получаем из частных, а не из официальных источников.
Власти игнорируют экстренные сообщения, которые мы время от времени успеваем сделать через структуры ООН, и приводит приговоры в исполнение. В отношении смертной казни позиция ООН очевидна. Более того, уже не одно решение комитета ООН по правам человека признавало жестоким и унижающим человеческое достоинство обращением поведение властей по отношению к родственникам казненных.
Близкие не знают места захоронения — это классическая советская традиция, не знают даты, когда приговор был приведен в исполнение, и узнают об этом, только получив переданные личные вещи обратно.
Иногда это передачи, отправленные уже в те дни, когда человек был расстрелян.
Как обстоит ситуация с правами других заключенных, в частности политзаключенных?
Условия содержания заключенных стали для нас яснее, когда большое количество людей из публичной оппозиции оказалось в местах лишения свободы после событий 2010 года. Мы получили прямой канал достаточно откровенных высказываний об условиях содержания. Сегодня мы знаем, что условия содержания в закрытых пенитенциарных учреждения Беларуси в принципе не соответствуют стандартам даже в отдаленном приближении. На что хотелось бы обратить внимание, говоря о политзаключенных — это условия содержания Николая Дзедка (в мае политзек был помещен в штрафной изолятор, где провел 5 суток, через день после их отбытия его снова отправили в одиночку штрафного изолятора, где температура была очень низкой. На жалобы Дзедка дежурные по ШИЗО не реагировали, и он был вынужден пойти на крайние меры. После оказания помощи был снова помещен в ШИЗО — прим. Каспаров.Ru).
На его примере и примерах других людей мы столкнулись со случаем, когда политзаключенные вынуждены вскрывать вены и живот, чтобы привлечь внимание к условиям содержания.
На пустом месте такие вещи не делаются — это проявление крайнего отчаяния.
