Президент Путин съездил в Брисбен и, не досидев на встрече двадцати мировых лидеров до конца, широко зевнул, сказал собравшимся российским корреспондентам, что все было хорошо, только президент ведь тоже человек и надо выспаться, а лететь до дома далече, и он, уж не обессудьте, отправляется домой чуть раньше. Чуть раньше того момента,
когда все должны были собраться и поговорить о мировых проблемах, одной из которых уже почти год как стали дела господина российского президента и подведомственных ему вооруженных сил.
По поводу этих дел некоторые г-да лидеры, Тони Эббот и Барак Обама, перед встречей произнесли слова, на которые российский телеведущий, популярный, небритый и почти трезвый заявил: "А не хочет Эббот просто в морду?".
Господин российский президент, впрочем, судя по внешним его телодвижениям, ничего такого не хотел. Прилетев во Владивосток из Австралии, он понял, видимо, уже выспавшись в дороге, что тоже должен сказать некие слова западному миру и дал интервью немецкому ARD. Это очень интересный образчик мыслительных операций в президентской и видимо в иных тоже окружающих его руководящих и советующих головах.
Очень интересный для понимания соединения в них "слова" и "дела" вообще и в конкретной ситуации в частности.
Возьмем только один фрагмент сего интервью, относящийся к международно-юридическим, и к нравственно-правовым аспектам украинско-российских дел.
"Х.ЗАЙПЕЛЬ: Вы недооценили реакцию Запада и возможные санкции, которые были наложены?
В.ПУТИН: Мы считаем эту реакцию абсолютно неадекватной тому, что произошло. Когда мы слышим претензии по поводу того, что Россия нарушила международное право, то ничего, кроме удивления, у меня это не вызывает. Международное право – что это такое? Это прежде всего Устав Организации Объединенных Наций, это международная практика и объяснение этой практики соответствующими международными инстанциями. И потом, у нас есть яркий и свежий прецедент – прецедент Косово.
Х.ЗАЙПЕЛЬ: То есть Вы имеете в виду решение Международного суда по Косово. Международный суд принял решение, что Косово имело право на самоопределение и косовцы могли голосовать по поводу своего государства?
В.ПУТИН: (По-немецки.) Именно так. (Далее – по-русски.) Но не только это. Там было сказано самое главное, что при решении вопроса о самоопределении народ, проживающий на определенной территории, не должен запрашивать мнение центральных властей своего государства, где они находятся в настоящий момент. Разрешения центральных властей, правительства страны на проведение соответствующих процедур по самоопределению не требуется. Вот что самое главное. И ничего другого, кроме того, что было сделано в Косово, в Крыму сделано не было. Я глубоко убежден, что никаких нарушений международного права Россия не допустила. Да,
я не скрываю, конечно, это факт, мы никогда его не скрывали, наши Вооруженные Силы, прямо скажем, блокировали вооруженные силы Украины, расквартированные в Крыму,
но не для того, чтобы кого-то заставить идти голосовать, это невозможно сделать, а для того, чтобы не допустить кровопролития, чтобы дать возможность людям выразить свое собственное отношение к тому, как они хотят определить свое будущее и будущее своих детей. Косово, о котором Вы упомянули, только решением парламента объявило о своей независимости. В Крыму не только решение парламента объявили, люди вышли на референдум, и он был просто сногсшибательным по результатам. А что такое демократия? Мы с вами хорошо знаем. Демос – это что? Народ. А демократия – это право народа. В данном случае право на самоопределение.
Х.ЗАЙПЕЛЬ: Сразу видно, что Вы юрист."
Юрист... Замечание господина Зайпеля можно, конечно, оценить как тонкую иронию. Потому что если слова г-на президента толковать юридически, то следствием их должно быть то, что завтра же к нему на прием придут обрадованные представители недавно появившегося на политической карте государства Косово, чтобы получить подтверждение о признании Россией сего государства. Ведь если Путин так ценит решение Международного суда, так безоговорочно признает право любого народа из состава любого многонационального государства без всякой оглядки на центральную власть решать свою судьбу, так кровно и близко чувствует параллель косовской истории с крымской, то Косову он конечно же должен раскрыть братские дипломатические объятья.
Напомню, что парламент Косово в 2008 году объявил о государственной независимости края. Этому предшествовал долгий и мучительный с 1991 года процесс распада Федеративной Республики Югославия на отдельные государства из бывших федеративных республик. Косово, которое по статусу было не федеративной республикой, но автономной областью в составе Сербии, хотя по количеству населения больше иных федеральных областей, а по национальной, языковой, религиозной и социо-культурной составляющей самым далеким от титульного сербского этносом, тоже потребовало независимости. И встретило жесткие репрессии со стороны сербского правительства.
Отказ Сербии прекратить жесткое подавление Косова вызвал военное вмешательство НАТО в 1999 году и в конечном итоге капитуляцию Сербии. Косово оставалось с тех пор девять лет, до 2008 года, формально в составе Сербии, но под управлением ООН.
После объявления независимости, США и большинство европейских государств признали новое государство, но Россия категорически отказалась от этого и поддерживает "обиженную" Сербию.
Ввиду этого, в частности, Косово не является до сих пор членом ООН. Так что будет, если косовские представители завтра придут обнадеженные к Путину? Боюсь, что будет тогда нарушен в высоком кабинете российский закон о нецензурной лексике. Но если так, если Россия продолжает в косовском случае поддерживать центральное правительство Сербии в его конфликте с запросившей самостоятельностью частью "демоса", то
как можно тогда ссылаться на косовский прецедент, оправдывая отделение некой другой части "демоса" под названием "Крым" "без разрешения центральных властей" иного государства?
Или снимите православный крестик, господин президент, заставляющий Вас поддерживать братскую Сербию, станьте в один ряд со странами, признавшими Косово, — и тогда Ваша словесная позиция станет по крайней мере весомой, либо оденьте трусы, — облегающие борцовские трусы Федора Емельяненко, чтобы на примере Косова и Сербии защитить центральную власть от посягательств сепаратистов, и заклеймите вместе с Косовым и крымско-аксеновскую команду.
Если бы дело обстояло так, по одному из этих сценариев, слово соответствовало бы делу, отчетливой позиции государства, по крайней мере, пыталось бы соответствовать. Если бы дело было в том, что Путин разделил позицию международного суда и большинства западных стран по Косову, и использует его в качестве законного, с его точки зрения, образца для Крыма, это была бы весьма определенная позиция политического поступка.
С ней можно было бы дальше спорить и доказывать слабость сравнения и несопоставимость примеров: в случае Косова речь шла об отчаянном многолетнем конфликте с многочисленными жертвами, о девятилетнем сроке стабилизации конфликта с замороженным статусом спорной территории, о том, что только это оправдывало автономизацию мятежной провинции от центрального правительства, а для Крыма, где ничего подобного не было и в помине, релевантны совсем иные прецеденты: референдум в Шотландии или Каталонии, где воля сепаратистски настроенного "демоса" учитывается и апробируется как раз центральным правительством страны.
Можно было указать и на то, что в Косове не было никакой третьей силы, государства, собиравшегося присоединить к себе мятежную провинцию.
Можно было бы дальше попенять президенту-юристу на вопиющее расхождение его представлений о международном праве и внутреннем. То есть, если на международном поле он якобы готов приветствовать спонтанное решение некого "демоса" изменить свою государственную идентификацию, то
по внутрироссийским законам любой даже словесный призыв к сепаратному выпадению из государственного целого карается как уголовное преступление.
Все это, впрочем, лишние аргументы, нет той ситуации делового спора, в котором они могли бы прозвучать. Деловой спор не начался, потому что в дипломатическом поле президент не стоит на той позиции по Косову, о которой словесно заявляет как о позитивном прецеденте для Крыма. Слова российского лидера никак не влекут за собой предполагаемые ими действия, но служат цветной дымовой завесой совсем другим действиям.
Кто-то, где-то и когда-то признал независимость некого Косова. Путинское руководство совсем не разделяет этой позиции, но "нам" понравилось само по себе признание этой независимости и мы переносим ее на ситуацию Крыма, не задумываясь о реальном различии или подобии этих ситуаций.
Красивые слова "решение народа", демос, признание суверенитета – берем в свой арсенал! Так обстоит дело со словами. А как с делами, наделанными самими "нами"? Проще простого! Они вдруг могут выпадать из поля зрения и словесного поля или, выпавшие когда-то, вдруг снова могут входить в него как ни в чем не бывало, словно всегда здесь и были на своих местах.
В свое время тот же самый человек "с журавлями в голове" намертво отрицал присутствие российских военных в Крыму.
"Дисциплинированные люди в камуфляже?" — так это же местные силы самообороны. "Откуда оружие?" — достали, купили. Так было говорено первым лицом в свое время, в мартовское время. Не было тогда наших войск в Крыму. Ну, кроме тех, что сидели по своим частям и не высовывались из них. А теперь оказывается, "всегда мы говорили", что были и поддерживали. Выпавший прежде фрагмент реальности вдруг занял свое место в словесном поле. Но войска, конечно, только следили за порядком, чтобы спокойно шел автохтонный политический процесс голосования.
Тот фрагмент реальности, когда сии камуфляжные зеленые человечки захватили парламент Крыма, потом симферопольский аэропорт из словесной ткани совсем выпал.
Недавно вот разоткровенничавшийся Стрелков только на своей пресс-конференции восстановил сей фрагмент. Есть ли в ДНР Ваши войска, г-н президент? "Нет конечно"! Ничего, через полгода на пресс-конференции выяснится, что "конечно были" и "мы никогда этого не скрывали". Что это все вместе взятое? Это комментарий к давешним словам Ангелы Меркель о том, что президент России живет совсем в особом своем мире. В мире словесного фантома, дымовой завесы из речи.
