На днях сделали для себя открытие, что не надо все-таки обходить по 17 камер в день в СИЗО, коль скоро все они находятся в разных корпусах на высоких этажах. Наблюдатели, кто придет за мной, реально оценивайте свои возможности. Под конец вообще уже почти ничего не соображаешь, я лично вертела эту книгу проверяющих вверх ногами и никак не могла понять, с какой стороны запись сделать. Все вот эти лестницы, лестницы, лестницы, вверх-вниз. Вдруг в одном из корпусов неожиданным образом обнаруживается громадный чудо-лифт очень сомнительного облика, нам предлагают на нем спуститься. Я вхожу и растерянно спрашиваю: а он, что ли, работает? Девушка-сотрудница: а вот сейчас и узнаем...
Ничего, спустились. Работает. Но он один.
До начала рассказа я хочу отдельно отметить, что письмо Нади Толоконниковой действительно что-то всколыхнуло. О нем хотят поговорить со мной и подтвердить слова Надежды самые разные заключенные, уже пожившие в колонии. Они начинают рассказывать о том, о чем не слишком хотели говорить раньше. Они говорят: бывает и хуже. Они говорят о своих колониях, о рассказах о других колониях от людей, с которыми встречались на пересылках. На столах газеты, все открытые на Толоконниковой. Администрация тоже в теме. Руководитель говорит: не, ну 16 часов разве могут они работать? Это уже перебор. Кто-то говорит: черт его знает, может, и могут. Кто-то: да нет, все-таки не могут. Так не бывает.
Я говорила тут недавно с журналистами разными о системе, все спрашивают: ну вот изменит же уже Надино письмо ситуацию с УИС? такой резонанс? Я говорю: думаю, стены не рухнут. Вот так, разом. Но эта та капля, которая камень точит. И оказывается одной из миллиардов для прорыва водохранилища.
Кто может, передайте Надежде: сложно сказать, сколько человек сейчас благодарны ей. Но их много.
Разговариваем с парнем, который сидит в одной очень неприятной красной колонии во Владимирской области, он сначала говорить вообще отказывался, я его разговорила. Он отсидел 8 лет, ему еще сидеть 9. Я спрашиваю: если приедут правозащитники, с ними будут говорить? Он: нет, испугаются. Тех, кому нечего терять — спрячут. Впрочем, правозащитники все равно не приезжают.
Я говорю: если я приеду — я что-нибудь увижу? Он: вряд ли. Тебе проведут пафосную экскурсию. Я спрашиваю: на что я должна посмотреть? что заметить? где подвох? подводные камни? Он подробно описывает. Я говорю: ты много наговорил, а тебе туда сейчас возвращаться. Если у тебя будут проблемы, ты сможешь со мной связаться?
Он: как? Письма с жалобами оттуда не выходят. Я: а позвонить? Он: там есть таксофоны, но разговор слушают сотрудники, если я начну говорить об этом — они прервут разговор.
Я говорю: этого достаточно. Просто позвони и назовись. Я буду думать, что мне делать дальше. Я постараюсь.
Два человека в Матроске сейчас официально держат голодовку. Это Сергей Кривов, недовольный действиями судьи и Павел Важенин, недовольный тем, что ему ограничивают сроки ознакомления с материалами дела. Я их, к сожалению, не видела, но Кривов выезжает в суд, а в камеру к Важенину мы зашли, сокамерники подтвердили, что Павел пищу не принимает, пока чувствует себя нормально.
Мэр Ярославля Урлашов прекратил страдать от информационного голода: к нему пришли наконец газеты, книги, радио починили, руководитель ему лично передал книгу. "Граф Монте Кристо". Пришли бандероли писем его избирателей и поддержки из Ярославля. Борис Немцов начал кампанию по сбору поручительств для Евгения. Все нормально с передачами. В трехместной камере тепло и спокойно. По уголовному делу, на взгляд Евгения Робертовича, есть позитивные подвижки: появились наконец материалы прослушки, которые не подтверждают версию обвинения о совершении им преступления. Урлашов, хоть ему и продлили арест, исполнен ожиданий.
А там же, в Матроске, сидят ребята, которые взяли по делу Урлашова, его соратники Дмитрий Донсков и Алексей Лопатин. Донскову почему-то уже неделю не могут передать присланные для него чайник и лекарства, я надеюсь, решится как-то этот вопрос, да? а Лопатина перевели из 4-местной камеры в камеру на 14 человек. Он не очень, вроде, огорчен, говорит, что во всем есть свои плюсы и минусы. Кроме того, Лопатин хочет в спортзал, но один раз ему отказал доктор по несколько странной причине, а сейчас вдруг выяснилось, что спортзал для него не оплачен. Надеюсь, ему это передадут, и спортзал оплатят.
Но вот ребята спрашивают (а Урлашов спрашивал об этом и раньше) — почему их не признают политзаключенными? Они говорят: передайте уже там кому-нибудь, что пзк — это не только узники шестого мая. А мы кто тогда, скромные парни-заключенные со статьей 290-й через 30-ю? Нас не за общественную деятельность сюда посадили?
Передать я могу в данном случае только себе, но уже в ином качестве — как координатору Союза солидарности с политзаключенными. Политзключенными признаем мы. Для такого признания мы должны быть субъективно убеждены в том, что признаваемое лицо подвергается репрессиям по политическим причинам. А для этого мне нужна убедительная позиция защиты. Поэтому я буду связываться с адвокатами и просить сформулировать для наших юристов эту позицию. Тогда уже вопрос будет в оперативности адвокатов и мнении юристов. Поработаем.
Даня Константинов в порядке. Хорошая камера, нормальный коллектив, нормальный матрас, Фромма читает. Жалоб на условия содержания нет. Спасибо. Уважаемые сотрудники, я понимаю, что я уже задолбала вас с Константиновым, но вспомните, что раньше было. И еще: разница в мировоззрении между пусть умеренным националистом, обвиняемым в убийстве, и либералкой-интернационалисткой, декларирующей ненасилие, в принципе такова, что та станет за него впрягаться чрезмерно в двух случаях: если она в него влюбилась (а это, наверное, все-таки не со мной),
или если она абсолютно убедилась в том, что парень невиновен, а его целенаправленно сажают. Это не совсем "фа - антифа", "Монтекки - Капулетти", но неподалеку.
Но я убедилась.
А вот ортопедический матрас так и не передали. Нет его среди вещей, которые могут находиться у заключенного в камере. Формально это так. Но вообще этот вопрос — к системе, его сформулировал один заключенный в Матроске: а почему нельзя? Почему нельзя удобный матрас, почему нельзя второе одеяло? Сотрудник говорит: потому что это нарушит. Заключенный: что нарушит? Страдания?
Вот еще главк пароварки запретил, еду в них грели. Почему запретил? Брагу готовят. Ну они ее и так приготовят. Не, в чайнике, говорят, не получается. Ну не знаю, я — не специалист.
Кстати, второе одеяло купить можно, оно в интернет-магазине продается. Но тогда твое старое тюремное одеяло у тебя отберут при первом обыске. Почему? А вот камера маленькая, вдруг кто-то десять одеял захочет?
Да ну, что за аргумент? Десять не надо, но почему не два? Зимой хотя бы. Или действительно все-таки — "нарушит страдания"?
Еще одна беда — Юра Некрасов. Он передает привет всем, кто его помнит. Этот тот байкер, который парня из "Ночных волков" подстрелил из ружья, когда те приехали образумить непокорный клуб. Ему сейчас статью переквалифицировали со 105-й 2-й на 111-ю ч. 4 (повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего), но там вообще-то до 15 лет. Я уверена, что максимум, что может быть инкриминировано Некрсову — превышение пределов необходимой самообороны, но с практикой по этой статье у нас тухло. Не, народ, их было 10 человек, включая девушку, а нападавших — 58. Пятьдесят восемь. И что надо было делать? В милицию, кстати, стали сразу же звонить, звонки зафиксированы. А в воздух сколько он палил? Ничего, сидит.
Юра просит: пишите обо мне! прорвите эту информационную блокаду. Отсюда практически невозможно выйти, система так заточена. Помогайте.
Ну педофил со своими 17-ю годами... Плачет. Психолога ему присылают регулярно. А ему адвокат нужен. Он утверждает, что невиновен, что может это доказать. Но денег нет. И нет адвокатов. И не с кем ему поговорить накануне апелляции.
Ох, неуважаемые убийцы Анны Политковской... Или вы не убийцы, тогда извините, но в этом процессе я разобраться не могу. У одного зрение падает (а вот тут тоже разговор о письме Толоконниковой), у другого — простреленная нога болит. Болит реально, он ее в одном положении держать не может. Доктор подтверждает: очень больно. Нерв там какой-то перебит. Оказывают ему помощь, оказывают. Он не жалуется.
Еще лирическое отступление. Интересуюсь у заключенного: так кто убил Политковскую? не Кадыров? Он: может, Ямадаевы. Пожимаю плечами.
Выходим из камеры, такой сопровождающий нас офицер: а кто такая Политковская? Ох, ну что ты...
Да, уважаемые блогеры, журналисты, студенты, адвокаты, офисный планктон и прочие правозащитники... Мы, конечно, рассказали, кто такая Политковская, но дело-то не в этом.
Это вот мне (а и многим из нас) в уютной ленте всем кажется, что вся страна знает, кто такая Политковская. И кто такой Маркелов. И другие всякие совершенно очевидные для нас вещи. И то, что они не знают — не их проблема. Это наша большая проблема. Что-то мы тут не доделываем.
Надо лучше стараться, видимо. Расширить круг читателей. Давайте пишите активней и интересней. Это единственное, что большинство из нас может делать.
По Сухову, которому сотрудники сломали руку при обыске, доктор показал документ из департамента здравоохранения о том, что Сухову руку отреставрируют. Мне бы очень хотелось, чтоб это произошло раньше, чем Сухов отправится на этап. Просто очень. Надеюсь.
Еще одному больному СИЗО приобретет некие дорогостоящие медикаменты и станет его лечить. Вроде, и это решается.
Мне очень не хотелось бы, чтоб сложилось впечатление, что мы посещаем только "резонансных" заключенных. Мы обходим десятки людей, информация о проблемах которых поступает от разных источников и разными путями. Если кого-то надо посетить — скажите об этом. Только не надо сгущать краски, а то заключенные потом пугаются, когда от меня узнают, что с ними в СИЗО творится, — мы и так зайдем и все посмотрим.
Кроме того, вовсе не все хотят, чтоб о них писали, а и читать о больных неведомых людях мало кому интересно. Там не в блог писать, там как-то проблемы решать надо. И проблемы эти не только в СИЗО. Они и в следствии, и в судах, и в больницах. Плохая у нас ситуация.
Ну вот, огромное спасибо за участие моей коллеге по ОНК Людмиле Альперн (она сказала, что за все время работы в ОНК семь часов с перерывом на посещения она по лестницам бегала в первый раз), спасибо сопровождавшим нас сотрудникам СИЗО. Им еще за то, что то, что обещают — делают. Чего не могут — не обещают.
! Орфография и стилистика автора сохранены
