Раньше, знаете ли, как-то проще было. Даже не про советские времена говорю, когда совсем хорошо и ясно, рукопись изъяли, театр закрыли, книгу под нож, а всех соучастников расстрелять или в более вегетарианские времена выслать к чертовой матери за границу.
Но и суверенная демократия при становлении и упрочении не сильно загружала головы. Телеканал разогнать, другой закрыть, собственников сменить, здесь просто отобрать, там для приличия заплатить чего-нибудь условное, причастных опять же… Ну, короче, понятно. Кто не с нами, тот попал, а кто не спрятался тот и виноват. Сочувствие и пристрастие можно было без труда, в зависимости от собственных вкусов и нравственных приоритетов, отдать одной из сторон конфликта потому, что вопрос кто жертва не стоял.
Нынче сложнее. Уходит из "Коммерсанта" один из руководителей. Или его выгоняют. Так сразу и не разберешь, но тут же появляется некое "открытое письмо" не очень понятно кому, однако явно с претензиями. Характер которых, правда, для публики совсем не то, что не явный, а просто мутный до ужаса. И немедленно следует ответ, который не только ничего не проясняет, но и вовсе затуманивает ситуацию окончательно. При этом, ощущение, что они-то прекрасно понимают, о чем идет речь, но только для нас, простых смертных, это так навсегда и останется тайной.
Полоса такая что ли пошла? Закрывается популярный интернетовский ресурс. Носик обнаруживает, что самое нынче продажное и ангажированное издание, это "Новая газета". Названная газета что-то любопытное обнаруживает у Носика, а, заодно, и у контактного Дурова, Яшину не нравится, что Каспаров уходит из какой-то организации, Каспарову не нравится, что Яшину не нравится, что Каспаров уходит, а этому коллективу не нравится такой руководитель, а такому руководителю не нравится этот коллектив… И все пишут. Письма, воззвания, обращения, что угодно, жанровое разнообразие полнейшее, главное, что публично и с огромным количеством намеков. Из последнего обратила на себя мое внимание ситуация с журналом "Большой город".
Я начал заниматься частной издательской деятельность еще при остатках советской власти, когда юридическая база неизбежно заставляла балансировать на границе с криминалом, а технологии были каменного века, для нынешнего поколения невообразимые. Тексты книг набирал на стареньких линотипах, а журналы верстал при помощи обычных маникюрных ножниц вместо компьютеров. И хотя сам довольно давно отошел от непосредственной деятельности в этой области, в той или иной степени все эти годы имел определенное к ней отношение.
Говорю об этом исключительно с целью пояснить, что хоть наверняка сейчас уже не являюсь большим специалистом данного вида бизнеса, все-таки мой уровень опыта и осведомленности несколько выше среднечитательского.
Так вот, со всем этим замечательным опытом и нерядовой осведомленностью, я, как бы представляя публику к которой обращен весь этот спектакль, не понимаю девяносто процентов тестов, публично распространяемых действующими лицами. И подавляющее большинство их фраз не только ничего не проясняет, а совсем наоборот, служит исключительно инициатором множества дополнительных вопросов.
Просто пример. Раздраженный издатель "Большого города" говорит, что готов подарить журнал со всеми потрохами журналистскому коллективу. А одна из руководительниц этого коллектива как бы отвечает, мол, пусть сначала очистит бренд от обязательств. Что именно за обязательства, какое они имеют отношение именно к бренду, а не к обладающему им юридическому лицу, о чем вообще конкретно идет речь, о передаче долгов за аренду, невыполненных договорах по рекламе, взятых кредитах, кабальных контактах, еще о чем-то?
То есть, видимо, они сами там знают, о чем разговаривают. Но нас по каким-то причинам в подробности не посвящают. Кстати, абсолютно правильно делают. Только столь же абсолютно непонятно, зачем тогда делают это публично?
Но, с другой стороны, раз уж они так, то и я так. Коли все перешли на этот полуптичий язык без конкретики и подробностей, то, видимо, с легкостью поймут и мое к ним ко всем открытое обращение.
Дорогие ребята прогрессивные журналисты и не менее прогрессивные представители прочих смежных творческих профессий!
Из-за сильного удара по головам при попытке построения светлого будущего и одновременной отрицательной селекции у нас несколько спутались стороны и направления. Однако и не в столь травмированных странах людей творческих и талантливых в большинстве заносит сильно влево, где они обычно смыкаются с самыми люмпенизированными слоями и даже, бывает, возглавляют их или, по крайней мере, становятся наиболее яркими выразителями их настроений и чаяний.
Когда внутрисемейные проблемы морали и нравственности супруги сами делают публичными, то совершенно вне зависимости от правоты любой из сторон исчезает смысл существования семьи как таковой. Если конечно именно мораль и нравственность являлись там носителями этого смысла. А если речь об ином, например, финансовом или юридическом, то тогда, конечно, публичность всячески приветствуется. Но семью никаким образом не восстанавливает. Я противник всяческих прямых и примитивных аналогий и, например, театр, это ни в коем случае не семья, как некоторым представляется в искаженном сентиментальной инфантильностью сознании, а издательство совсем не театр, а редакция не издательство и так далее. Но есть общие принципы функционирования структур, в репутацию которых входит моральная и нравственная составляющая.
Это в булочной на углу бухгалтер может заказать директора, владелец провороваться и разориться, товар подмокнуть и зачерстветь, а пьяный грузчик устроить пожар. Но когда завтра придет новый хозяин, быстро сделает хороший ремонт, завезет качественный свежий хлеб и приветливые продавцы распахнут двери, то через пару дней покупатели потянутся, а через неделю выстроятся в очередь. А если Любимов вернется в "Театр на Таганке" и поставит несколько самых великолепных спектаклей, хотя, конечно, уже с этим коллективом не поставит, но даже чисто теоретически, то все равно никакой "Таганки" не будет. Она исчезла в тот момент, когда внутренние разборки выплеснулись наружу и стали самостоятельным зрелищем.
"Большой город" был очень хорошим журналов. В какой-то момент моим любимым. В тот момент, когда вы начали публично, "публично" тут основное слово, разбираться с компенсациями и прочими внутренними проблемами, этот журнал закончился. Вам нечего делить, никто никому уже ничего продать, отдать, подарить и даже навязать не может. За осутствем предмета. Нет его, все, забудьте.
Но остались вы и ваша личная свобода. Или ее тоже нет. Или ее и не было. Но если что осталось, так только она. А свобода штука очень дорогая, далеко не всегда выгодная, отнюдь не для всех удобная и в любом случае чрезвычайно обременительная.
Свобода, истинная личностная свобода родилась не на горних вершинах духа и не в пучине злобной обездоленности, а в заскорузлых эгоистичных душах прижимистых сибирских мужиков и безграмотных пастухов Дикого Запада.
Свобода крайне редко бывает красивой и уж практически совсем никогда красота эта не получается утонченной и совершенной.
И с творчеством у свободы далеко не столь линейные и идиллические отношения, как некоторым порой кажется. Свобода далеко не всегда и отнюдь не для всех является столь уж обязательным условием успешного творчества, уже не говоря о том, что стимулом становится еще реже. Вообще, свобода этого всего лишь необходимая составляющая не каких-то жизненных проявлений, а самой жизни, как таковой, существования, бытия или небытия.
Но не для всех. И даже не для большинства.
! Орфография и стилистика автора сохранены
