Юрий Алексеев — человек со статусом президента. Но у него особая республика — "территория особых мнений", интернет-портал IMHOclub. Здесь со своей аудиторией встречаются ведущие политики, экономисты, бизнесмены и публицисты Латвии. Они представляют свою точку зрения. Читатели, а зачастую ими становятся такие же члены клуба, ставят перед автором свои вопросы. Дискуссия иной раз не утихает несколько недель, а порой переходит и в темы публикаций других изданий.
У Алексеева богатый опыт работы журналистом. Он пишет в течение последних двадцати лет. До независимости Латвии Юрий работал радиоинженером-конструктором. К 28 годам он был автором нескольких внедренных крупносерийных промышленных разработок. Потом страна стала независимой и по какой-то непонятной для Юрия причине решила, что индустриальная база, доставшаяся ей ни за грош от Советов, больше ей не понадобится. Либеральная экономика свелась к банковским операциям и спекуляциям на недвижимости. Заводы закрылись. Бывшие инженеры столкнулись с перспективой заняться челночным бизнесом или переквалифицироваться в кустарей-одиночек. Алексеева это не устроило. Он стал журналистом.
Латвия — родина Алексеева, и большая, и малая. Он из поколения "фифти-фифти": мать — латышка, отец — русский. Как говорит сам Юрий, "история моей семьи — суть истории Латвии".
Его мать родилась в глубокой латвийской провинции. В годы немецкой оккупации была школьницей. Ее родного брата в 1944-м призвали в латышский легион "Ваффен-СС". Правда, много он не воевал: через 2 месяца подорвался на мине, потерял ногу, глаз, легкое и до конца войны пролежал в госпиталях. Попал в американскую зону оккупации, а оттуда перебрался в Америку.
В 1949 году, когда начиналась вторая волна депортаций латышей за Полярный круг, мать Юрия уже окончила медицинский институт в Риге. Ее приятель, работник органов (тоже латыш), посоветовал ей как врачу поехать вместе с депортированными латышами в лагерь в Норильске: дескать, сама не поедешь — повезут как сестру эсэсовца под конвоем.
В норильском лагере она встретила отца Юрия. Он был следователем МГБ по военным преступлениям. Поженились, там же в лагерной больнице родился Юрий. Впрочем, прожили вместе недолго: слишком уж разный оказался менталитет…
Два латышских двоюродных дяди Юрия Алексеева — Артур и Альфред — тоже поделили историю поровну. Старшего Артура призвали в 1941 году в советскую армию. Он дослужился до полковника, получил ордена и медали. Вернулся в Латвию, занимал высокие партийные посты.
А его брата-погодку Альфреда призвали немцы в 1944 году в латышский легион СС. После войны младший брат несколько лет отсидел в лагерях. Вернулся. Стал юрисконсультом на маленьком предприятии. После обретения независимости братья поменялись ролями. Артур потерял высокие посты, Альфред вышел в известные адвокаты. Но братьями они друг другу оставались всегда.
Дед Юрия был латышским стрелком (не красным). Воевал с немцами, был ранен, награжден. Когда в 1919-м Латвия обрела свою первую независимость, дед, сын нищего батрака, получил от нового правительства как герой и инвалид войны 22 гектара земли. Построил хутор на голом месте, назвал "Стрелниеки" ("Стрелки"). К 1940 году хозяйство уже было вполне зажиточным, а потом пришли Советы и отобрали у бывшего стрелка все "излишки". Оставили одну буренку.
Еще одна родственница Юрия Регина тоже "отмотала десятку". В начале 80-х ей, уже пенсионерке, вручили ключи от маленькой квартирки в панельном доме. На лестничной площадке она встретила свою старую знакомую — тоже латышку. Последний раз они виделись в лагере за Полярным кругом. Только Регина там была зечкой, а ее соседка — надзирательницей.
Юрий как-то спросил Регину, не помогала ли латышка-надзирательница землячкам? Та ответила по-латышски, перемежая его русским матом, в совершенстве освоенном на лесоповале. Тогда Юрий поинтересовался: "А как же вы рядом живете, плюете, наверное, друг в друга?.." Ответ тетки Регины оказался поразительным: "Юрочка, мы с ней дружим. Мы же обе — старухи, обе — сибирячки. Обе замуж так и не вышли, детей нет, одинокие. У обеих молодость в Сибири прошла. По праздникам собираемся, водочку пьем…"
Отец Алексеева 17-летним мальчишкой в 1943-м был призван из далекого сибирского села на фронт. Воевал на Курской дуге, потом в Восточной Пруссии. Там был тяжело ранен. А родной брат матери, дядя Юрия, воевал в той же Восточной Пруссии, но на другой стороне "баррикад" — в латышском легионе СС. И тоже был тяжело ранен.
Да и сам Юрий чуть было не повторил судьбу своей родни. В 1981 году его после института призвали лейтенантом в армию на два года. Первую зиму службы он провел в Калининградской области (бывшей Восточной Пруссии) на границе с Польшей. Войска в полной боевой готовности ждали приказа о пересечении границы. Тогда в Польше бунтовала "Солидарность" и брежневское Политбюро раздумывало над тем, чтобы ввести в Польшу войска. А с другой стороны "фронта", на территории ФРГ в рядах группы войск НАТО, такого же приказа ждал "зеленый берет" американской армии Ричард — двоюродный брат Юрия, сын его дяди. Двоюродные братья в процессе противостояния даже обменялись фотографиями через общую бабушку, с которой оба переписывались. Юрий послал Ричарду свое фото в форме советского лейтенанта, а Ричард Юрию — свое, в форме американского сержанта.
Юрий пожимает плечами: "Мы знаем историю не только по книгам, и не только ее официальную версию. Она сложнее, чем то, что писали при Советах, или то, что пишут сейчас". На вопрос о том, кем он все-таки себя считает — русским или латышом, Алексеев отвечает просто: "Знаешь, притесняли бы сейчас латышей, я был бы на их стороне. Но несправедливость творится по отношению к русскоязычным. И я — с ними. Я это делаю в интересах своей страны прежде всего".
С Юрием Алексеевым мы впервые встретились во время записи новогоднего обращения Владимира Линдермана к народу Латвии.
Шутка? Линдерман вместо президента?.. В канун этого года президент Латвии Андрис Берзиньш вдруг решил отменить свое новогоднее обращение. Линдерману предложили подумать, стоит ли ломать традиции. Телеканалы все-таки на столь революционный шаг не отважились. И Алексеев тогда сказал: "Не хотят — не надо. Запишем у меня. Все равно разойдется". И разошлось. Уже утром 31 декабря Линдерман под елочкой в квартире Алексеева говорил Латвии о том, что "без русских не получится".
Тогда началась наша беседа с Юрием о свободе Латвии, о прошлом и настоящем этой страны и о ее проблемах.
— Вы как журналист свободны в свободной Латвии?
— Формально в Латвии — полная и безоговорочная свобода СМИ. Я почти не сталкиваюсь с проблемами при публикации своих материалов. Реально же все крупные СМИ расписаны под определенные финансовые группировки, политические партии, а потому ангажированы. И самая фатальная проблема латвийских СМИ — ангажированность по национальному признаку. В русскоязычной прессе может появиться материал о критике со стороны латвийской части общества, но никак не наоборот. Это сыграло злую шутку в первую очередь с самими латышами. Русская молодежь Латвии сейчас прекрасно владеет латышским языком. Последние годы русское информационное поле гораздо шире латышского: русские читают (слушают, смотрят) как СМИ на родном языке, так и на латышском. Чего не скажешь о латышах. Выросло целое поколение, не знающее русского языка. В то время, как их русские ровесники владеют родным языком, латышским и еще несколькими иностранными.
— Откуда берет свое начало национальное противостояние в Латвии?
— Оно возникло двадцать лет назад, с обретением независимости. 15 ноября 1991 года в Латвии был принят закон о миграции, а на следующее утро без малого 800 000 людей стали "пришельцами". Я до сих пор удивляюсь, почему в Риге, в которой русские составляют 52 процента жителей, не запылали перевернутые машины? Почему мы тогда это допустили? Как и в советское время, интеллигенты-диссиденты сидели на кухнях и ворчали. Так и в этот раз русские предпочли сидеть по кухням и ругать языковые комиссии, реформы школ, систему, при которой русские учителя должны учить русских детей по-латышски.
— Почему это произошло?
— В конце 80-х Латвийский народный фронт был почти насквозь латышским. А большинство русских, не включаясь в политику, позитивно наблюдало за борьбой за независимость.
Ведь коммунисты к тому времени уже все провалили и просадили. Протестное движение в Латвии было своеобразной позитивной волной. Собственно, как и в России. И была надежда, что маленькая компактная Латвия, страна с хорошей инфраструктурой, находящаяся на границе великой России и Запада, только выиграет от "развода" с Советским Союзом. Думали, что у этого шага только плюсы: не надо разбираться с Чечней, Кавказом, Средней Азией. Отношение было, как у детей в их разборках: вот возьмем часть своих игрушек и перейдем играть в другую песочницу — чистую. Ожидали, что это позволит нам жить примерно так же, как живет Финляндия, прекрасно нашедшая себя на грани двух миров. Финны живут так, как они считают нужным жить внутри страны, напропалую пользуясь соседством с Россией и Западом.
— Что развалили коммунисты и что успели натворить национально ориентированные политики Латвии?
— Беда в том, что коммунисты и наши националисты — это сильно пересекающиеся множества. В националисты плавно перекочевала почти вся латышская партийная и комсомольская элита.
— Но ведь это опровергает тезис об оккупации…
— Для трезво мыслящего человека тезис об оккупации нелеп. Что это за оккупация, при которой сами латыши составляли списки своих соседей на депортацию? Что это за оккупационная власть, которая посадила в руководство страны коренное население? Ведь в ЛССР директором практически всегда назначался латыш, а главным инженером — русский. Этих инженеров привозили из Москвы, Питера, развитых промышленных городов. Лгут те, кто пытается уверить, что русские, которые "понаехали", относились к числу "теток с кошелками" — экономических иммигрантов. Черта с два! Сюда Советы привозили элиту. В латвийских технических вузах — политехническом и Институте инженеров гражданской авиации — вся профессора были из числа питерской и московской интеллигенции. Сюда лучших людей прислали. Не царствовать, не править, а учить и работать. И кто-то может утверждать, что это оккупация?
Что касается ситуации конца 80-х. Стало понятно, что политическая система, выстроенная коммунистами, себя изжила. Почему — сейчас разбираться не будем. Для нас главное то, что наступил ее крах. Однако советская Латвия была индустриально развитой. Только одной электроники на душу населения здесь производилось больше, чем в Японии на тот момент.
— Куда это делось?
— Куда? В металлолом. Знаете, что происходит при искусственном отборе? Все наоборот. Стоит поменять объективные критерии отбора на субъективные, и у тебя начинается регресс. В данном случае к власти пришли националисты. Им нужно было "прихватить" власть. Причем незаслуженно, без какой-либо конкуренции, при которой многие русские дали бы им фору. А для этого русских конкурентов нужно было отовсюду изгнать. Это легче всего было сделать при помощи языка.
Для начала перевели все высшее образование на латышский язык. Профессура собрала чемоданы и уехала. Но с заводами просто так не поступишь. На "ВЭФе" работало 17 000 человек, на "Радиотехнике" — 12 000. Еще были "Альфа", вагоностроительный завод, Рижская автомобильная фабрика (РАФ)… На этих крупнейших предприятиях работали преимущественно русские.
Но ведь рабочий класс имеет "гадкую" способность самоорганизовываться. Как избавиться от опасности, что 17 000 рабочих "ВЭФа" выйдут на улицы? Самый простой способ — закрыть завод. Именно это было основной причиной сознательного развала промышленности. Ведь кустарь без мотора, вяжущий варежки или челночащий в Польшу, — существо пугливое и покладистое.
В 1991 году я еще работал на "Радиотехнике". Сейчас говорят, что латвийская электроника была "неконкурентоспособной". Отчасти да, модернизация была необходима. Но, простите, финская Nokia тогда выпускала резиновые галоши, а верхом ее инноваций были зимние автомобильные шины. А чешская Skoda выпускала "мусорники" хуже "жигулей". При господдержке латвийскую промышленность можно было сохранить, как это смогли сделать в тех же Польше и Чехии. Даже эстонцы сохранили жемчужины своей советской промышленности, которые сейчас работают и на западные заказы, и на российские.
А в Латвии развалили все до основания. У нас были микроавтобусы "РАФ", на которых ездил весь Союз. Кроме РАФ никто на 1/6 части суши не выпускал малотоннажные транспортные средства. В начале 90-х на них был огромный спрос. ГАЗ с нуля сделал хит десятилетия — свою "газель". Кто мешал РАФ модернизировать свой микроавтобус?
"ВЭФ" — еще один классический пример. В 1992 году началась модернизация телефонных сетей. Все стали переводить на "цифру". Заказы были на сотни миллионов, а "ВЭФ" (тогда еще собственность государства) не получил заказов ни на копейку. Заказывали где угодно — от Канады до Израиля. Специально под эту программу за границей строились новые заводы. Если бы "ВЭФ" получил заказов хотя бы на десять миллионов, он бы жил.
Такая национально ориентированная политика Латвии ведет страну в тупик. По сию пору в Латвии решения принимают те, кто громче гаркнет: "Русские, вон из Латвии". При этом те же политики входят в различные группы Сейма по координации и сотрудничеству с российской Думой. Так, лидер ультрарадикалов от националистов Райвис Дзинтарс легко общается с Москвой и в то же время поддерживает и принимает драконовские законы против русских Латвии.
— Так кто же тогда разыгрывает русскую карту в Латвии? Те, кто борется за права русскоязычного меньшинства или национально ориентированные?
— Русская карта здесь не шибко разыгрывается. Да, Россия поддерживает здесь определенные общественные организации. Но это в основном "самоварно-балалаечная" публика, которая устраивает дни русской культуры с приездом Надежды Бабкиной. А серьезные русские политические силы Россия не поддерживает, поскольку они в российском фарватере не пойдут.
У русских людей в Латвии с российскими русскими один язык, ментальность близкая, информационное пространство практически одно, но мы заметно отличаемся. Латвия не маленький островок России. У латвийских русских иные требования к власти, в том числе к уровню политических и экономических свобод. Большая часть русских людей здесь родились, здесь их корни.
Сейчас наши националисты кричат, что референдум за русский язык (акция Линдермана) организован на российские деньги. И что интересно, многие россияне тоже так думают.
На Линдермана могут сколь угодно возводить напраслину, что он, мол, организовал кампанию за референдум на российские или нацбольские деньги, но у нас есть замечательнейшие спецслужбы, которые отслеживают каждый шаг Линдермана. Если бы они что-то нашли, то сделали бы все, чтобы Линдерман давно сидел за решеткой. Но Владимир на свободе, так как деньги, на которые проводится кампания, были частными пожертвованиями, сделанными внутри Латвии. Только мой сайт за несколько дней собрал для кампании Линдермана нужную ему оргтехнику. На первый сбор подписей ушло примерно сорок тысяч долларов. Но ведь это те деньги, которые люди сами платили нотариусам, отдавая свою подпись. Кто-то вносил пятьсот долларов, кто-то тысячу, чтобы помочь тем, у кого своих средств не было.
— Получается, жители страны искренне поддерживают инициативу эмоционально и морально, а правящие круги намерены профинансировать агитацию против русского языка из госбюджета?
— Они побоятся запускать руку в общий бюджет, в который существенный вклад делают как русскоязычные граждане, так и неграждане, исправно платящие налоги. К тому же можно не допустить этого под угрозой роспуска Сейма. Прошлым летом мы уже распустили один Сейм...
То, что латвийское руководство ведет Латвию к независимости, — это миф. Все ровно наоборот. Латвия превращается в депрессивную "вологодскую" область ЕС. Страна живет в долг. Чтобы залатать дыру, вызванную крахом нашего Сбербанка, одолжили еще 200 000 у Еврокомиссии. Вся экономическая политика Латвии давно перестала быть самостоятельной. С того момента, как Латвия стала брать в долг, нам написали экономическую программу, которую надо выполнять. А она ведет Латвию в полный экономический тупик.
— После одной из своих статей о Латвии, опубликованной в России, я получила письмо с советом брать равнение на Новодворскую, которая обзывает латвийских русских "бездомными", " бомжами"… Насколько мне известно, "Единство" приглашает ее в феврале для нанесения контрудара по акции общества "Русский язык"…
— Новодворская и в своем возрасте осталась "инфант террибль". Сохранила все атрибуты 15-летнего экстремиста. Бог ей судья. В латышских делах она ничего не понимает, но спешит к нам приехать. Боюсь, как бы Новодворской не достались плевки от полмиллиона населения. У нас сейчас примерно 350 000 русских, имеющих право голоса. И столько же без него. То есть в Латвии проживает около 700 000 русских. Вот с их мнением и познакомится Валерия Ильинична.
Меня тревожит такое отношение российских демократов к Латвии. Как-то пришлось общаться с Венедиктовым. Думаете, он далеко ушел от Новодворской в своем мнении о Латвии?
— Почему на фоне такой экономической зависимости латвийские националисты откровенно и демонстративно отказываются реагировать на рекомендации ООН, Совета Европы и ОБСЕ изменить свое отношение к национальным меньшинствам?
— Потому что эти рекомендации делаются на уровне "можете менять, а можете не менять". А экономические условия жесткие: не сделаете — отдавай е деньги. Если условия кредита ужесточатся, то государство обрушится в тот же день. Это будет значить, что голые и босые учителя, врачи и полицейские выйдут на улицы. Вот правительству и приходится брать деньги на "проедание". Правда, не в таком безумном количестве, как это делала Греция. Но Латвия взяла в кредит 5,5 миллиардов евро, а бюджет страны — 4,5. Начать отдавать кредиты придется уже в будущем году. И здесь только два варианта: либо мы выпускам облигации и перекредитовываемся, но на коммерческом рынке и под другой процент; либо придется начинать распродажу оставшегося имущества. У Латвии остались леса, энергетическая отрасль, электростанции, транспортные предприятия…
Скорее всего, сюда придут скандинавы. Именно у них наиболее жесткая экспансивная политика. Это вообще отдельная тема. Скандинавы уже достаточно "ободрали" Латвию на созданном ипотечном пузыре — тоже последствия политики якобы независимой Латвии. Государство пустило сюда скандинавский банковский капитал, не предусмотрев никакой защиты для заемщика. В результате чуть ли не каждая третья семья в Латвии попала в пожизненную банковскую кабалу.
Причем часть наших министров, включая министра финансов, до сих пор в долгах по кредитам. Все госуправление сидит в ипотечных кредитах. А один политикан даже на выборы в Европарламент пошел, чтобы со своими долгами из зарплаты евродепутата рассчитаться.
С 2003 по 2008 год банкиры буквально гонялись за людьми, навязывая им кредиты. Банки соревновались в снижении банковского процента (минимальный — полпроцента). Кредиты выдавались без первоначального взноса. А порой давали 105 процентов от оценочной стоимости квартиры, чтобы счастливчик еще и мебель купил. Банки организовывали бесплатные автобусы, на которых возили желающих смотреть квартиры. И правительство при этом ничего не делало.
Второй конец этой палки в том, что при искусственном вздутии цен все свободные деньги автоматически перетекают из сектора реальной экономики в спекулятивный сектор. В Латвии перестало быть выгодным делать колбасу, печь хлеб, собирать электронику. Процветало два бизнеса: строительство "на тяп-ляп" и спекуляция. К 2008 году сумма всех долгов: частных, корпоративных, муниципальных, государственных — превысила 34 миллиарда евро. Если разделить это на два миллиона жителей, получается по 17 000 евро на каждого жителя, включая стариков, детей и инвалидов. Или 34 000 евро на каждого работающего.
— Помните, что произошло на пресс-конференции нобелевских лауреатов, когда Линдерман озвучил проблему Латвии, "съеденной шведскими банками" для шведской публики? Объясните феномен Линдермана для Латвии. Кто он для этой страны?
— В течение последнего года отношение к Владимиру Линдерману в Латвии сильно изменилось. До этого он имел репутацию политического хулигана. Этого человека считали даже не городским, а государственным сумасшедшим. Чего только о нем не рассказывали: сидел от Лефортово до Риги, с динамитом "ловили". Оправдали полностью, правда.
Но с того момента, как Линдерман начал акцию со сбором подписей, он получил все СМИ. Его успех на первом этапе был невероятен: 12 000 подписей собрали не за отведенный год, а за шесть недель. И это сразу же изменило отношение латвийцев к Линдерману. Сначала просто прислушались. И вдруг поняли, что он абсолютно вменяем, разумен, говорит совершенно понятные и адекватные вещи, который каждый про себя давно думал.
Линдерман выступил в роли того андерсоновского ребенка, который сказал, что "король-то голый". И всем вдруг стало легко говорить, что "король действительно голый". Так давно уже думали, но молчали, а Линдерман заявил открыто. А поскольку он человек далеко не глупый и очень серьезный, то у половины страны отношение к нему поменялось радикально. Даже националисты сейчас считают его серьезным и опасным врагом.
— Это говорит о признании?
— Конечно. До этого они от Владимира отмахивались, считали клоуном. Но сейчас Линдерман — серьезный политический игрок. Конечно, помехой ему служит то обстоятельство, что он не гражданин Латвии, хотя и родился здесь. Все его 53 года он латвиец.
Линдерман выиграл суд по гражданству. Но у нас гражданство утверждается Сеймом. А Сейм принимает политические решения. В Латвии уже есть один почетный негражданин — Юрий Петропавловский. Ему отказали в гражданстве по политическим мотивам как "нелояльному". Все дело в том, что Петропавловский был в штабе кампании против облатышивания русских школ. Линдермана же не допустили к самой процедуре натурализации, потому что он для националистов еще более опасен.
Пусть ему не светит попадание в формальную власть. Но ни у кого в Латвии нет такой власти над умами, какой сейчас располагает Линдерман.
Когда начался сбор подписей за русский язык, наш русский мэр Нил Ушаков не поддержал акцию. Причем, не только на словах, но и в рамках своих полномочий. Все участки сбора подписей в русских районах были минимизированы. На два огромных русских района был один участок с огромными очередями. А там, где живут латыши, открыли десятки участков. И это решение приняла мэрия. Когда начался непосредственно сбор подписей, Ушаков громко сказал, что он против, а Линдерман не очень угрожающе ответил, что "теперь они потягаются с Нилом, за кого больше проголосуют". Он бросил эту фразу в каком-то радиоинтервью. СМИ это растиражиравали. И через три дня Ушаков не только громогласно поддержал кампанию, но и сам сходил и подписался за русский язык.
Когда в ходе опроса жителям Латвии предложили назвать человека года, других вариантов, кроме Линдермана, не было.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
