Отчего кризис не заставил нас работать больше и быстрее, а напротив, производительность труда стала падать? Оттого что российские власти финансируют поддержку технологической отсталости, экономической убогости и прочих традиционных ценностей.
Мастерство автогонщика проверяется на поворотах. Способности властей тестируются во время кризисов. Пришло время подводить итоги последнего кризиса. Любопытно, как из этого поворота выходили и с чем вышли.
С официальной точки зрения все хорошо: устояли, экономика выздоравливает. По здравом же размышлении над официальными данными есть повод пригорюниться. Вот несколько цифр, которые любопытно сопоставить.
По сведениям главы Минпромторга Виктора Христенко, промпроизводство в прошлом году упало в стране на 10,8%, при этом в обрабатывающих производствах — на 16%. Одновременно с признанием Христенко Росстат выдал данные, по которым в декабре 2009-го число занятого населения уменьшилось еще на 0,2%, а количество безработных возросло на 0,7%. Таким образом, по критериям Международной организации труда
Это не самый плохой показатель в мире. В США безработица составляет около 10% численности экономически активных граждан.
Но, по оценке МВФ, спад экономики США прошлой осенью вписывался в 3%. Спад же российской экономики составил за минувший год минимум 8,5%
Все эти данные постоянно корректируются и обновляются. Но общий тренд понятен: в России сокращение ВВП опережает рост безработицы. Вот это уже заставляет насторожиться.
В начале кризиса многие эксперты и бизнесмены говорили о его потенциальной пользе в плане повышения эффективности российской экономики, ее перехода на модернизационный, инновационный путь развития. Говоря по-человечески, кризис мог заставить работать порасторопнее, повысить производительность труда. Кризис давал шанс попытаться избавиться от балласта в виде разного рода паразитов, причем не только от лентяев внутри компаний, но и от взяткососущих бюрократов, которые густо облепили все российские предприятия, как крестоцветные блошки облепляют всходы репы, редьки и редиса.
Смотрим данные по производительности труда, которые подоспели от МОТ. По ним производительность труда в 2009 году больше всего упала в государствах Центральной и Юго-Восточной Европы, а также в СНГ — на 4,7%. Может быть, Росстат скоро подсчитает, что в РФ падение этого показателя было меньше, но производительность труда явно не выросла.
Между тем есть закон природы: если, скажем, в кафе сокращают троих из десяти официантов из-за финансовых трудностей, то семеро оставшихся начинают работать за десятерых из простого инстинкта выживания. Вот почему данные о производительности труда, в том числе в США, прямо противоположны российским. Как сообщило агентство Reuters, производительность труда в США в IV квартале 2009 года увеличилась на 6,2% в годовом выражении. В III квартале минувшего года производительность труда в США выросла на 8,1%, в целом за год этот показатель стал больше на 2,9% – его рост стал самым значительным с 2003 года. Стоит вспомнить, что по оценкам McKinsey, производительность в России за последние десять лет возросла с 18% от уровня США до 26% от того же американского уровня. Теперь, похоже, за год кризиса мы снова отстали от Штатов по производительности в пять с лишним раз.
Но почему везде кризисная ситуация заставляет семерых неуволенных работать за троих списанных, а в РФ этот закон самосохранения не действует? Отчего у нас кризис не заставил работать больше и быстрее, а напротив, стала падать производительность труда?
Власти декларируют, что первостепенной задачей отныне является социальная защита населения. На это трудно возразить – наоборот, закралась поначалу крамольная мысль о том, что власти в самом деле перестанут командовать всякого рода потоками – нефти, газа, денег и т. д. – и займутся своими прямыми обязанностями – обеспечивать защиту бизнеса и взимать с него налоги в количестве, достаточном для выплат приличных зарплат бюджетникам, развития науки, содержания армии…
Но при таком подходе, конечно, власти были бы заинтересованы в процветании успешного бизнеса и ликвидации убыточного. На самом деле все иначе: щедро финансируется консервация как раз неконкурентоспособных производств.
Пара примеров. Якобы для поддержки несчастных сельчан проводятся так называемые зерновые интервенции: спецфонд скупает малоликвидное зерно. Скупили более чем на 30 млрд рублей урожая 2008 года, теперь надо, по данным Счетной палаты, еще 8–10 млрд рублей потратить на хранение зерна, но явно не менее трети его просто сгниет при напольном хранении в элеваторах. Надо помогать селу? Наверное. Но прошлым летом на зерновом форуме в Питере журналисты поинтересовались у представителей крестьянства, отчего они растят почти исключительно фуражное зерно и не возделывают ту же пшеницу твердых сортов, при выпечке хлеба из которой не надо добавлять химикатов, чтобы каравай не заплесневел еще до поставки в магазин? Ответ был простой:
То же с
Список можно было бы продолжать. Но простое сложение казенных 40 млрд рублей на зерно и 25 млрд рублей на
А кто-нибудь считал, сколько требуется денег, чтобы стимулировать производство пшеницы твердых сортов и, скажем, трудоустройство, переобучение, переезды рабочих
Может быть, найти применение сотням тысяч людей обойдется кратно дороже, чем помочь
Причем вовсе не потому, что иначе не умеет, а потому, что так выгоднее: так устроена отечественная хозяйственная жизнь.
Статья опубликована на сайте Газета.Ru
