16 ноября в следственном изоляторе "Матросская тишина" умер юрист аудиторской компании Firestone Duncan Сергей Магнитский. Более года он провел в заключении. Приговор адвокату так и не был вынесен. По версии следствия, как сообщают СМИ, Магнитский создал вместе с главой инвестиционного фонда Hermitage Capital Management (HCM) Уильямом Браудером криминальную схему оптимизации налогов фирм, находившихся в управлении фонда и зарегистрированных в Калмыкии, нанеся таким образом значительный ущерб российскому бюджету. Есть и другая версия этой истории. Согласно ей, атака на HCM была предпринята с целью завладения его активами. Мы попросили адвоката Сергея Магнитского Дмитрия Харитонова прокомментировать противоречивые сообщения прессы.
— Дмитрий Валерьевич, когда и при каких обстоятельствах Сергей Магнитский, как пишут СМИ, дал показания против коррумпированных офицеров?
— Год назад Сергей был вызван к следователю, насколько я помню, Гордиевскому. Я могу ошибаться насчет фамилии и даты, поскольку в тот момент лежал в больнице. Сергей приехал ко мне и сказал, что его вызывают. Я попросил его никуда не ходить, пока не выйду из больницы. Меня на днях должны были выписать. Но Сергей сказал, что не будет ждать, чтобы не давать повод для мыслей, что он уклоняется от явки к следователям и дачи свидетельских показаний по делу фонда Hermitage. Тогда я предложил ему воспользоваться услугами другого адвоката. Сергей все равно пошел к следователю и дал эти показания, а через несколько дней был арестован как подозреваемый по делу об уклонении от уплаты налогов, связанному с калмыцкими компаниями, налогами и инвалидами.
— Сергей действительно дал показания против группы коррумпированных офицеров?
— У меня нет оснований не доверять тому, что пишут СМИ по этому поводу.
— Вы увязываете дело, по которому Магнитский проходил как свидетель, с тем, где он был подозреваемым?
— Эти дела увязывал сам Сергей. Он неоднократно в суде называл себя заложником.
— Вы с Сергеем были в дружеских отношениях?
— Почти. Мы знали друг друга давно, он учился в одном классе с моим братом.
— Как бы вы могли охарактеризовать Магнитского?
— Сергей был абсолютно честным, порядочным и открытым парнем. Сейчас многие говорят, что, дескать, он не был приспособлен к тюрьме. Это неправда. Сергей мог найти общий язык с любым человеком, даже в тюрьме.
— За что он сидел? Вы ознакомились с обвинительным заключением?
— Да, ознакомился незадолго до смерти Сергея. Его обвиняли по статье 199 УК РФ ("Уклонение от налогов") по тем двум дочерним кампаниям Hermitage: ООО "Дальняя степь" и "Сатурн инвестментс", к которым он никакого отношения не имел и которые он не консультировал. В обвинении было написано, что Сергей якобы вместе с Браудером создал какие-то схемы, потом нашел людей-инвалидов и все это организовал. На самом деле следствие ничего не установило. Могу официально заявить, что он консультировал только фонд Hermitage, из-за чего у него и начались проблемы.
— Вы строили линию защиты на том, что преступления, может быть, и были, но Магнитский не имел к ним никакого отношения, так?
— Сейчас мне трудно сказать, как бы выглядела в целом позиция защиты. Дело остановлено в связи со смертью Сергея, но у нас есть доказательства того, что преступлений вообще не было. Мы готовились это доказывать.
— По-вашему, дело о неуплате налогов вообще притянуто за уши?
— Да. Чтобы Сергея посадить в тюрьму.
— С какой целью? Может, хотели заставить его отказаться от своих показаний?
— Возможно. Мы с самого начала говорили, что задержание Сергея и содержание под стражей незаконны — для этого не было оснований. Условия содержания ухудшились в последние месяцы, с августа по октябрь, когда его перевели в Бутырскую тюрьму. Раньше, когда Сергей находился в "Матросской тишине", он не жаловался. То, с чем он столкнулся в Бутырской тюрьме, объяснить невозможно. Все наши жалобы и заявления попросту игнорировались.
— В связи с чем, на ваш взгляд, ухудшилось состояние здоровья Магнитского?
— В связи с условиями содержания. На момент, когда Сергея задерживали, он был здоров, по крайней мере, ни на что не жаловался. Сами тюремные медики в июле выявили у него заболевание поджелудочной железы и назначили ему плановое оперативное лечение, то есть Сергея надо было готовить к операции. Вместо этого его перевели в Бутырскую тюрьму. Мы писали начальнику тюрьмы, следователю с просьбой провести повторное УЗИ и решить, в конце концов, надо ли делать Сергею операцию. Следователь ответил, что это не в его компетенции заниматься здоровьем заключенных, а начальник тюрьмы вообще не дал ответа. Мы написали жалобу в Генеральную прокуратуру, оттуда ее передали в Московскую прокуратуру, сотрудники которой по результатам проверки написали, что все нормально, нарушений нет.
— Как вы считаете, неоказание медицинской помощи могло быть способом давления на Магнитского?
— В настоящее время мы подали заявление в Следственный комитет при прокуратуре, чтобы там выяснили, имела ли место явная халатность лиц, обязанных оказать медицинскую помощь заключенному, или их действия были предумышленными. Я не хочу сказать, что Сергея специально убили, но его довели до такого состояния, что он умер. Сергею не оказывали медицинскую помощь в течение четырех месяцев. Пусть следствие сделает заключение и даст свои оценки. В истории смерти Сергея много белых пятен. Например, нам ничего не известно, что случилось в последние три дня перед его смертью. Нам никто не сказал, в связи с чем, по какой причине, на какой машине в воскресенье Сергея перевезли из "Бутырки" в "Матросскую тишину". Что там произошло, нам пока также неизвестно. В понедельник, 16 ноября, он умер. Выяснить все эти обстоятельства, допросить сокамерников, перевозчиков, следователей, медиков — это задача следствия. Тогда, может быть, мы узнаем, что на самом деле случилось.
— Вы не исключаете, что это может быть убийство?
— Я не хотел бы гадать. Исключать нельзя ничего.
— "Бутырка", как утверждают многие заключенные, вообще отличается плохими условиями содержания...
— По сравнению с другими тюрьмами — да. В других местах было гораздо лучше.
— Почему вы раньше не обратились к общественности? Ведь, например, в случае с бывшим вице-президентом "ЮКОСа", тяжело больным Василием Алексаняном, не без помощи общественности удалось добиться пересмотра условий его содержания.
— Разница в том, что Алексанян был смертельно болен. Те заболевания, которые у него были диагностированы, исключали его дальнейшее нахождение в следственном изоляторе. Сергей не находился в таком состоянии. Он никогда не говорил, что из-за болезни его должны отпустить, он настаивал на своей невиновности. Сергей всегда писал ходатайства не об освобождении, а о лечении. Двенадцатого ноября, когда рассматривалось в суде дело о продлении содержания под стражей, мы запросили справку о состоянии здоровья Сергея. Нам представили бумажку без печати и подписи, в которой было написано, что у него панкреатит и холецистит в стадии обострения и еще какое-то заболевание, но делалось заключение, что он может принимать участие в следственных действиях. Так что Сергей не видел необходимости обращаться к общественности.
— Значит, вы не предполагали, что возможен летальный исход?
— Нет, конечно. Смерть Сергея шокировала нас всех. Он все-таки был молодым человеком. Я думаю, что к его смерти привело стечение обстоятельств: четырехмесячное издевательство в Бутырской тюрьме, игнорирование наших просьб об оказании медицинской помощи и проведении обследования, стресс, который Сергей пережил 12 ноября.
— Вы надеетесь на объективное расследование?
— А что делать? Надеюсь, но надежда, безусловно, призрачная. Например, когда я забирал вещи Сергея, то обратил внимание, что нет многих тетрадей, которые, я знаю, у него были. Часть записей Сергей мне раньше передал, я их скопировал. Это его жалобы и заявление в Страсбургский суд.
— Вы имеете в виду дневники Магнитского, опубликованные в "Новой газете"?
— Это не совсем дневники. Это жалоба в Страсбургский суд. Для ее написания Сергей специально делал пометки, чтобы не упустить все обстоятельства. Он фиксировал также те жалобы, которые подавал в администрацию. Это было необходимо, потому что там, когда отдаешь бумажку, не делают отметку о получении. Таким образом, мы готовились к судебному процессу. Я не знаю, вел ли он дневник, мы будем еще разбирать документы.
— В опубликованных в "Новой" записях нас поразил разговор Магнитского с врачом — женщиной, видимо, совершенно бездушной. Вам известна ее фамилия?
— Нет, неизвестна. Сергей не указал, какой это именно врач. В тот момент это было неважно. Пришел человек в белом халате — значит доктор. Там не принято представляться. Он ей пожаловался: "Мне сказали, что надо делать операцию". Она ему ответила: "Будешь лечиться, когда выйдешь на свободу". Вот он и отрефлексировал.
— В одном из интервью вы назвали смерть Магнитского преступлением российской власти.
— Ситуация такая, что Сергея посадили правоохранительные органы России. Содержали его в учреждении Федеральной службы исполнения наказаний. Это также структура российского государства. За то, что там происходит, отвечает власть. Она должна каким-то образом ответить за смерть Сергея и понести наказание.
— Смерть в следственном изоляторе — это из ряда вон выходящее событие?
— Это первый случай в моей практике. Надеюсь, что я ни с чем подобным больше не столкнусь. Я не слышал о каких-то громких случаях, которые бы всколыхнули общественность. Но я абсолютно уверен, что происшедшее нечасто, но и нередко происходит в следственных изоляторах. Все заключенные живут в плохих условиях. А к Сергею, возможно, относились особо.
— Что, по-вашему, самое страшное в истории Магнитского?
— Унижение человеческого достоинства. Под надуманным предлогом человека, который пользуется уважением в обществе, у которого семья, прописка в Москве, который никуда не собирался бежать, вдруг берут и кидают в тюрьму, держат там в нечеловеческих условиях, и все это заканчивается так трагично. Вообще сам характер преступления, в совершении которого Сергея обвиняли, не предполагает заключение под стражей.
— Тем не менее в России очень часто по обвинению, например, в хулиганстве или в преступлениях, не связанных с насилием, люди годами сидят в тюрьме…
— Это так, несмотря на то, что много говорится о гуманизации наказания, о том, что не надо по экономическим преступлениям сажать в тюрьму, надо применять альтернативные меры. Судьи редко отказывают прокуратуре в ходатайстве о продлении сроков содержания под стражей. Дело в том, что судьи не независимы в своем решении. Они боятся, что к ним придут и станут спрашивать: зачем вы отпустили преступника? Легче посадить, чем потом объяснять, что взяток не брал, а руководствовался только законом. В России считается, что если оправдательный приговор, значит, за взятку.
— Как вы думаете, мы доживем до независимого суда?
— Не знаю, очень хотелось бы.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
