Даже бессмыслица является одним из модусов смысла, и бессмысленность ее может быть усмотрена.
Эдмунд Гуссерль
Поиск смысла в бессмыслице из просто любимой русской забавы превратился в содержание деятельности российской власти.
Особенно когда в качестве целей войны представляется борьба с русофобией и защита "Великой Русской Культуры".
Безусловно, война против Украины заставит переосмыслить сам феномен "Великая Русская Культура". Не в смысле отторжения ее гениальных персоналий. А совершенно в других аспектах.
Во-первых, возможно, следует признать, что сам термин "Великая Русская Культура" отражает не столько место в мире культуры, в которой мысль не насчитывает и 250 лет, а гиперболизацию как форму существования сознания в России? Именно двоичную форму. Либо Великая (Величие, аналоговнет и т.д.), либо ничего.
Именно "ничего" посредине, где и должно быть "всё".
Во-вторых, осмыслить роль "Великой Русской Культуры" не в мире, а в России, где она на протяжении столь длительного времени не смогла сделать человека ЧЕЛОВЕКОМ. Ведь война продемонстрировала варваризацию человека не вследствие ее ужаса и жестокости, а пришедшего на войну в таком качестве.
В-третьих, осмыслить соотношение имперской и гуманистической составляющих этой культуры.
Но существует еще один феномен "Великой Русской Культуры". Он состоит в осмыслении ее связи с русофобией.
Общеизвестен факт, что русская культура не является культурой в общепринятом смысле. То, что воспринимается миром в качестве "Великой Русской Культуры", — это в большей степени не ее эстетическая составляющая, а именно составляющая этическая. Сформироваться это могло исключительно в России вследствие либо невозможности других форм общественного сознания и институтов сконцентрироваться на ней, либо вследствие отсутствия оных.
Кто, кроме А. Пушкина, мог в современном ему обществе сказать:
"Правитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда.."
Кстати, а какой институт в сегодняшней России, разумеется кроме русофобии, в состоянии усомниться в деяниях властителя нынешнего?
Кто, кроме А. Радищева, мог в заурядной поездке из Петербурга в Москву увидеть, что "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй" и громко сказать об этом?
Я помню, как В. Якунин после какой-то пресс-конференции задал вопрос журналисту, спросившему у него о каких-то его нарушениях: "Ты же русский человек. Как ты смог?"
Кто, кроме П. Вяземского, столь убедительно описал земной облик Русского Бога?
Это, по сегодняшним меркам, оскорбление чувств верующих в Гундяя. Причем однозначно.
Кто, кроме М.Е. Салтыкова-Щедрина, смог разглядеть всю Россию в одном городе?
И эти вопросы можно продолжать столь долго, сколь долго мы живем в этой стране, "под собою не чуя страны".
Суть этого феномена образно раскрыл Е. Евтушенко, сказав, что:
Поэт в России — больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства...
И этот самый гордый дух гражданства, пытаясь вознестись в аморальной среде, сталкивался с "Русским Духом".
"Русский Дух" всегда в таком случае представал в виде "Великой Русской Цензуры", борющейся не с чем иным, как с русофобией.
К русофобии тогда, как и сейчас, относилось все, что:
— противостояло сознанию империи (Н.А. Бердяев);
— имело непочтительный образ мыслей (Братья Стругацкие);
— да и вообще способно мыслить, исходя из того, что в конечном итоге любая мысль окажется антисоветской (русофобской).
Если я не ошибаюсь, то это русофоб Н. Бердяев полагал о том, что имперскому сознанию власти противостоит сознание интеллигенции, т.е. культура, однако в этом он сильно заблуждался.
Ни русская культура в целом, ни российская интеллигенция как ее основной носитель так и не смогли понять очевидные вещи:
— То, что власть истолковывает как русофобию, является сердцевиной, основным достоянием русской культуры. И именно в этом, и исключительно в этом состоит ее реальное величие. А, к сожалению, не меняющаяся к лучшему жизнь в России в этом смысле является неисчерпаемым источником вдохновения. Словом, "либо наша жизнь станет лучше, либо мои произведения будут бессмертными".
— Всё, что претендует на свое отношение к "Великой Русской Культуре" либо уже считает себя ее частью, не имеет права не только снимать с предохранителя свой браунинг, но и вообще рассматривать браунинг в качестве средства защиты русской культуры, которой ничего не угрожает, кроме этого самого ВСЕГО.
— Русская культура станет в полной мере культурой только после того, как сможет переболеть величием.
В противном случае на ее чересчур тяжелых обломках потомки напишут совсем другие имена.
Петроградская сторона защиты.
"Великая Русская Культура" родилась в Санкт-Петербурге.
По иронии судьбы основные ее "защитники" тоже почти все из Питера. Я опускаю вопрос о полномочиях, мандатах и т.д. Не до этого.
Во-первых, ее защищает Питерская ОПГ "Озеро", превратившая "Русскую Культуру" в "Русский Мир". Столь активно, что на виллах итальянского архитектора Ланфранко Чирилло итальянская полиция изъяла в ходе обысков подлинники картин, следы которых ведут прямо в Эрмитаж. Естественно, что попасть туда из Эрмитажа без ведома тех же питерских бандитов во власти они никак не могли.
Во-вторых, сам факт, что гопники из ленинградских подворотен стали говорить о защите русской культуры, напоминает другой факт. Когда страну победившего марксизма с ленинизмом возглавлял Л. Брежнев, который самокритично говорил, что никто не поверит, что Лёнька Брежнев читал Маркса.
В-третьих, как выглядит забота о русской культуре со стороны тех активных членов питерской банды, кто свое место в культуре еще сохранил, но человечность и интеллигентность уже утратил?
Я имею в виду прежде всего В. Гергиева, Ю. Башмета, М. Пиотровского. С. Ролдугина и А. Волочкову я не имею в виду.
Несмотря на то, что именно А. Волочкова всецело погружена в защиту Великой Русской Культуры и причем весьма креативно. Например, так.
В-четвертых, защита русской культуры от русофобии лишь в очередной раз подтверждает иррациональный характер "Русского Мира".
Борясь с русофобией, он, прежде всего, уничтожает сам себя. А те способы, которыми он это делает, способны лишь сузить и без того довольно ограниченную сферу оборота русской культуры и искусства.
Когда такие достойные и уважаемые люди, как В. Шендерович и О. Романова, сетуют на то, что в Польше взамен кафедры русской филологии открыли кафедру украинской филологии, делают они это совершенно напрасно.
Это констатация очевидных вещей. Интерес к культуре агрессора повсеместно будет снижаться. Интерес к представителям интеллигенции, которая не смогла противостоять варварству, тоже.
Следовательно, как минимум представителям этой интеллигенции, которая желает быть востребована здесь и сейчас, предстоит сделать нелегкий выбор. Остаться интеллигенцией или приспособиться под вкусы некоего варварского народа.
Для которого "наших бьют" — это единственное, что он понимает.
