Сын поделился, что на немецком пишет эссе по книге ”На примере брата” известного немецкого автора Уве Тимма.
Его биографическая повесть о старшем брате.
Я тоже решила прочесть. Боже мой! Да там даже географически события аналогичны.
В итоге, впечатлило так, что пока сын университете пишет эссе по немецкому, я решила сделать пост, просто состоящий из цитат книги.
Получилось длинно, но это лишь малая часть того, что хотелось бы.
”За шкафом прячется кто-то, а он уже не прячется, уже выходит, уже поднимает меня на руки - мой брат. И смех, ликование, безудержная радость.
Это единственное воспоминание, сохранившееся во мне о старшем, на шестнадцать лет старше меня, брате, который несколько месяцев спустя, в конце сентября 1943 года, будет тяжело ранен на Украине.
”Дорогой папочка!
К сожалению 19-го меня тяжело ранило прямым попаданием из противотанкового ружья раздроблены обе ноги которые мне теперь отрезали. Правую ногу ампутировали ниже колена левую по бедро очень сильных болей уже нет маму подготовь скоро все кончится через несколько недель я уже буду в Германии.
Твой Кудряш”
16 октября 1943 года в полевом лазарете он скончался.
Своим отсутствием, а вернее, своим незримым присутствием он сопровождал все мое детство - скорбью матери, сомнениями отца, неясными намеками в разговорах между ними.
О нем постоянно рассказывали, и это неизменно были примеры, свидетельствовавшие, каким он был смелым и честным мальчиком.
- Он был скорее боязливый мальчик, - говорила мать.
- Он не врал. Честный был. А главное, смелый, с малолетства, - это отец утверждал.
А потом?
А потом он выехал пораньше, нашел и казармы, и призывную комиссию, прошел освидетельствование и был в тот же день зачислен: белокурый, рост 185, глаза голубые. Так он стал сапером дивизии СС ”Мертвая голова”.
Первые записи в его дневнике сделаны в начале года и заканчиваются за два с половиной месяца до его смерти. Ни дня не пропущено.
- Прочесываем местность. Много трофеев! Потом снова вперед.
- Сутки отдыха, большая облава на вшей, и снова вперед на Онельду.
В этом месте я раньше всегда внутренне вздрагивал, опасаясь читать дальше. А вдруг под облавой на вшей подразумевается нечто совсем иное, отнюдь не дезинфекция обмундирования?
- Заняли плацдарм над Донцом. 75 м от меня Иван курит сигареты, отличная мишень, пожива для моего МГ.
Письмо брата отцу.
”С Россией бы поскорее разделаться. Но для этого вдесятеро больше дивизий СС нужно, чем у нас сейчас есть”.
На его фотографиях нет ни повешенных русских, ни расстрелянных мужчин в штатском, это самые обычные, будничные снимки.
Может, это Харьков? Брат участвовал во втором взятии Харькова, в 1943-м.
Даже если допустить, что он, хоть и состоял в СС, тем не менее не замешан в массовых убийствах стариков, женщин, детей, ибо служил в танковом соединении, все равно - не мог он не знать о жертвах среди мирного населения, о голодающих, разбомбленных, бездомных, замерзших, просто убитых, наконец.
Однако о них в его записях ни слова, очевидно, эти страдания, эти разрушения и убийства представлялись ему в порядке вещей, то бишь гуманными.
В одном из писем генерал Хейнрици, командовавший корпусом в группе армий ”Центр”, сообщает жене:
”Всю разрушительную мощь войны начинаешь ощущать, только подмечая частности или вникая в отдельные людские судьбы. Об этом, наверно, когда-нибудь будут написаны книги. Из городов население исчезло практически полностью. В деревнях одни женщины, дети и старики. Всех прочих, оторвавшихся от родных мест, если верить показаниям пленных, носит по бескрайним просторам России, они несметными толпами ночуют на вокзалах”.
В войска СС мог поступить только тот, чья родословная доказывала чистокровное арийское происхождение. Родословное древо. Дворянство для целого народа.
И разумеется, была своя система в том, что командирами всех частей особого назначения в России были - Гиммлер специально подбирал - люди с высшим образованием: восемь юристов, один университетский профессор, а штандартенфюрер СС Блобель командир отряда особого назначения, ответственный за гибель шестидесяти тысяч человек, в штатской жизни был самостоятельным архитектором.
К изумлению допрашивающих американских офицеров, все эти субъекты оказались не примитивными извергами, а литературно, философски, музыкально образованными людьми, которые - как бы хотелось, чтобы этого не было! - слушали Моцарта, читали Гёльдерлина.
И ничто - вот она подноготная, вот она отчаянная правда, - ни образование, ни культура, ни так называемая духовность, не удержало, не уберегло от злодеяний.
Когда я подступался к этой работе, к этой попытке написать о брате, я прочел книгу Кристофера Браунинга ”Совершенно нормальные солдаты”.
На основании судебных показаний тогда еще живых свидетелей Браунингу удалось установить, что, когда поступил приказ о расстрелах мирного населения, мужчин, женщин и детей, любому из личного состава батальона была предоставлена возможность отказаться, не опасаясь никаких дисциплинарных взысканий.
Имелись и примеры таких отказов, в том числе и в этом батальоне.
Правда, было их немного: из примерно пятисот солдат только двенадцать вышли из строя, сдали свои карабины и получили другие задания.
Те же, то есть большинство, надо бы даже сказать, почти все, кто не вышел из строя, не сказал ”нет”, кто подчинился, те стали убивать, сперва не без внутренней дрожи, потом с каждый разом все увереннее, привычнее, автоматически; читать описания их последующих злодеяний почти невозможно, приходится принуждать себя, ибо описанное превосходит границы человеческого понимания”.
Там далее в книге о процессе послевоенной денацификации в Западной и Восточной части Германии.
Но об этом либо в другой раз, либо сами книгу прочтите.
! Орфография и стилистика автора сохранены
