В Медузе пишет достаточное число вполне, казалось бы, вменяемых авторов разного толка, есть вроде как что читать на разный вкус, пока неминуемое раздражение не разлучит нас и не перекроет кислород. И, однако, в общем и целом это издание — приговор постсоветской интеллигенции. И не только из-за позорного "мы отбили нашего парня"; Навальный неслучайно столь много уделил внимания какой-то невероятно инфантильной социополитической позиции издания, полагая его если не апофеозом, то ярким примером современного конформизма.
Дело не только в том, что Медуза – это реинкарнация Афиши с этим бодрячеством, почти комсомольским задором и идейным оптимизмом, который культивировал такое отношение к происходящему, которое позволяло хороши жить при любом режиме. Медуза – это символ того интеллектуального дезертирства, которое, безусловно, шире и отдельного издания, и вообще журналистики, и во многом — неисследованное явление постперестроечной культуры.
Начать можно с того, что бросается в глаза. Со стиля. С этих предуведомлений, напоминающих катехизис для бедных. Типа, мы отвечаем на ваши стыдные вопросы, тут же этот стыдный вопрос задается и на него предлагается вариант ответа. Вообще эта игра в угадайку в предуведомлениях и общий посыл: вы не знаете, как к этому относиться, мы сейчас объясним. Рассказываем.
Казалось бы, противоречие в самом целеполагании. Катехизисное: вы, мол, не удосужились об этом узнать, мы за вас проделали эту титаническую работу, и вот ее результаты. То есть такой немного снисходительный взгляд сверху вниз, читатели – дети, журналисты – взрослые, рассказывающие о том, чего дети по причине малого возраста еще не знают. Но после прочтения узнают.
А прилагательное стыдный как бы должно примирить и сгладить неприятное ощущение от всезнающего тона, вам стыдно от незнания, но мы поможем вам этот стыд преодолеть. Уже в этом есть огромная доля лицемерия: ведь в том, чтобы не знать – что угодно, от дня рождения солнца русской поэзии до расшифровки аббревиатуры СССР – стыдного ничего нет. Вообще незнание не попадает в категорию стыда, если только кто-то не наделит его таким смыслом. В жизни так легко встретить человека, ничего не знающего по теме, для вас представляющей профессиональный интерес, но при этом сведущим в том, в чем вы ни в зуб ногой. Знание – вообще не то, чем стоит гордиться, и не только потому, что оно уму не научает и к совести не призывает. В любом случае это не та проблема, которая разрешается в короткой заметке, представляющей собой почти всегда редукцию знания. То есть не знание вообще, а воду, в которой помыли ему ноги.
Другой не менее популярный посыл: сообщение о том, что есть культурные вещи, к которым у всех должно быть примерно одинаковое отношение. Типа: вышел новый альбом Оксимирона, вы знаете, что делать. (Предполагается: надо срочно идти и покупать его, скачивать, чтобы не было потом стыдно, что вы не знаете, о чем там речь). Это тоже какой-то невероятно архаичный и самоуверенный подход к культуре, которая как бы состоит из явлений, на которые можно не обращать внимания, и тех, которые должен знать каждый культурный человек.
Здесь Медуза похожа на ранний КоммерсантЪ девяностых, который в похожей манере оформлял культурные новости: мол, мы пишем о том, о чем вы, достопочтенные отечественные коммерсанты (которых тогда еще не было, они только рождались), должны знать, дабы не попасть впросак в трудный момент.
Кстати, между Медузой и Коммерсантом много неслучайных сближений. Например, ощущение, что все тексты этих изданий пишет один автор. В случае с Коммерсантом, имя этого автора известно: это – Максим Соколов, стиль которого так понравился редакции, что они правили тексты в его духе, будто сто тысяч максимовсоколовых писали на разные темы, но одинаково. Понятно, что это было в ту эпоху, когда все вроде как были с одной стороны баррикад, а вот когда реальный Максим Соколов оказался вполне консервативным и убогим мракобесом, от его услуг решено было оказаться, но он, кстати говоря, продолжает писать точно так же с именами-отчествами героев, что кому-то представлялось очень смешным.
Я не знаю, кто в Медузе формирует этот не менее отвратительный общий стиль посудомоечной машины, но минимальные стилистические расхождения между текстами разных авторов говорят о таком же неумном и тоталитарном метрономе. Выпекать тексты с корочкой, поджаренной с одной стороны и похожим вкусом, глупая идея.
Но вернемся к предуведомлениям, к стыдным вопросам, и игре в катехизис. Если внимательно рассмотреть, что происходит в рамках этого первого абзаца, выделенного жирным шрифтом, то можно прийти к странному ощущению. Вначале как бы озвучивается некоторая проблема, которая однако получает не интеллектуальное разрешение, а эмоциональное. То есть интеллектуальная проблематика подменяется отношением к ней. Что позволяет редуцировать смысл, сделать его тривиальным, доступным эмоциональному отношению.
На первый взгляд это вроде как похоже на: все что вы всегда хотели знать о сексе, но боялись спросить. Но в том-то и дело, что фильм Аллена (как и сама постановка вопроса) пародийные. В то время как Медуза все это проделывает на полном серьезе: переводит проблему из интеллектуального поля в эмоциональное, где на пальцах объясняет, что, собственного говоря, происходит.
Казалось бы: почему нет? Может быть, это все в рамках того самого освобождения от стыда незнания, которое стало фирменной фишкой издания? Но все не совсем так просто и далеко не так же безобидно. Вообще эмоциональное – это не полноценная стратегия конкурентного типа. Эмоциональное по большей части несостоявшееся интеллектуальное. Не удается осмысление, и тогда реакция на неудачу переводится в эмоциональную, психологическую плоскость. Не находятся слова, способные более-менее адекватно описать и осмыслить ситуацию, тогда меняется регистр и вместо мысли появляются чувства.
Дело не в третировании эмоционального, дело в том статусе, которое эмоциональное занимает в интеллектуальной сфере, а оно заменяет и подменяет мысль. В этом плане задача Медузы в этом и состоит: уйти с линии интеллектуальной атаки, интеллектуального вопрошания, и психологизировать его, перемешав информацию с эмоциями.
В отличие от мысли эмоция может позволить себе не стремиться к точности словоупотребления, эмоция просто открывает дверь в другую сторону. Не удается понять, не беда, мы поможем вам почувствовать эту проблему, которую – предполагается по умолчанию – мы-то осмыслили, но делимся с вами отредактированным и упрощенным вариантом.
Эта подмена интеллектуального и аналитического эмоциональным – доминирующий прием Медузы. Он проявляется во многом, и в частности, в не различении массовой культуры и культуры инновационной. То есть Медуза, как та же Афиша, как множество постсоветских изданий, не в состоянии отделять разные по назначению культурные продукты. Этого не делает даже наиболее вменяемые авторы Медузы, предположу, потому что не хотят выбиваться (или им не позволяют выбиваться) за пределы общего стиля и общего смысла. Вместо этого культура делится на то, что можно не знать и стыдно не знать (но мы вам поможем со стыдом, разрешать стыдные вопросы – наша профессия). Как будто стыдно чего-то не знать в области массовой культуры, что является просто этикетом среды, способом узнать своего. Хотя в культуре (любой) нет, увы, ничего, что не знать было бы стыдно.
И все же главное значение Медузы в том, что, олицетворяя указанную стратегию интеллектуального дезертирства, более того, сделав из дезертирства – профессию, Медуза представляет собой яркий след, но и тренд эпохи и среды постсоветских интеллектуалов, для которых именно интеллектуальное дезертирство и стало колеей в жизни и профессии. Та яма, в которую давно вместе с гулким эхом падает российское общество, не сумевшее сформулировать задачи общенационального свойства, не проделавшее работу осмысления и ее редукции (да – редукции) для предания ей смысла, не теряемого при неизбежном спуске по ступенькам вниз, и есть, собственного говоря, приговор.
Каждый отдельный текст – а почему нет, кто может доказать, что этот текст плох или что он не нужен? Никто. Но общий итог: повторение одних и тех идеологических и политических трясин, утопание в них на протяжении веков, это и есть результат интеллектуального дезертирства и снисхождения к себе.
В Медузе все это просто рельефней, понятней и отчетливей, а так – да: общее место. Лагерь дезертиров.
! Орфография и стилистика автора сохранены
