Успехи сборной Эрэфии (aka "Мордор") на ЧМ<о>-2018 закономерно вновь раскололи оппозицию. Почти как по вопросу об участии в выборах. И стало ясно, что этот раскол ценностный, базовый.
Те, кто считает себя "политиками", или, что тоже важно, симпатизируют "политическим" оппозиционерам, разумно публично выражают общий с массами восторг. Ведь они — "электорат".
Для обоснования же своей позиции перед "нигилистами" (а они — всё равно остаются базой их социальной поддержки) придуман тезис о том, что сборная — это не государственный проект, а "национальный". Тут уже следующая ступень, и будет путинско-брежневское "спорт (и торговля, и культура) вне политики".
Разумеется, когда эти реалии переносят на Берлинскую Олимпиаду-36, то морщатся...
Потому что признать свою страну аналогом гитлеровского рейха — страшно. Но у нас же нет Дахау?! — мысленно восклицают "политики" — мы не в концлагере, а в кабинетах мундепов или на уютных гуманитарных университетских кафедрах... И нам не вышибают зубы на допросах (вышибают — но не нам), а позволяют резвиться в соцмедиа и даже зовут в эфиры...
Другая категория — это "условные диссиденты". Тут понятно — хоровое исполнение арии "пророка Возопиила" (персонаж из цикла о Жихаре Михаила Успенского). Насылание проклятий на Блудницу Вавилонскую... Пусть падёт... Менэ, менэ, текэл у-парсин... Как у советских диссидентов.
Но советские диссиденты за свою позицию сидели (и умирали от голодовок) в лагерях. Или меняли зависимость от университетского парткома на зависимость от "мафии" НТС в эмигрантских реакциях. А не просто полировали кровь у кухонных ноутбуков, играющих сегодня ту же роль, что и приемник "ВЭФ" на подоконнике 40 лет назад.
Другое дело, что опыт истории учит, что именно внешние поражения и санкции ведут к падению режима в стратегической перспективе. Несмотря на тактические успехи пропаганды после каждого "обострения международных отношений".
Никакого отвлечения от недовольства "пенсионной реформой" и иными аналогичными шагами (даже победой на Мундиале) не произойдёт. Потому что эти шаги означают именно то, как называют "реформу" честные экономисты — приближение банкротства истощённой экономики, подорванной оргией коррупции и казнокрадства, а также безумными престижными проектами. И это банкротство неостановимо. А триумфирование выдохнется через месяц без остатка... Тем более что ликует совсем не та социальная группа, по которой происходящее бьёт сильнее всего.
Но если ригористы так возмущаются, как можно болеть за сборную, когда голодает Сенцов, то где их действия? Пикеты и митинги временно запрещены. Но кто мешает делать коллективные обращения? И не к Путину, а к ОБСЕ, к ПАСЕ. Не статусных одиночек, и не отдельных организаций — а от всей демократической оппозиции. И как-то совсем позабыт-позаброшен несчастный Юрий Дмитриев, ещё недавно бывший иконой правозащиты.
И ещё одни соображения, пожалуй, самые существенные.
Я вижу четыре уровня отторжения власти, продиктованные степенью выявления первопричин её действий.
Конечно, я отвергаю как совершенно ублюдочный подход, согласно которому Путину мешают: а) коварные либералы из 6-й колонны; б) тёмные силы коррумпированной реакции.
Но есть и другие уровни.
Первый. Вся проблема в режиме личной власти "чекиста" и "коррупционера" Путина.
Второй. Вся беда в послеавгустовской системе, которая из революционной диктатуры — через систему политической коррупции и олигархата — переросла в нынешний деспотизм.
Третий. Вся беда от "Русской системы"[1] — традиции Русско-Российского деспотизма (иначе патримониального строя), идущей от: Андрея Боголюбского... Ивана III, Петра I...
Четвёртый. Корень зла в самой матрице Русской цивилизации, сложившейся как византийско-православная и имперская, и вследствие этого (а также под влиянием Орды[2]), порождающей деспотические и тиранические формы власти. Не пугайтесь такого радикализма: Бертольд Брехт 73 года тому назад писал, что корни фашизма в "романтической" мутации (мой термин) немецкой культуры, этим противополагая её англо-французской "классицистской" традиции. Таким образом, он подчёркивал необходимость радикальной трансформации самой немецкой культуры — как единственного способа поступать в условиях, когда "ещё способно плодоносить чрево, которое вынашивало гада".
Из диагноза следуют и рецепты.
В первом случае достаточно сделать президентом "Навального" или "Гудкова", и, опираясь на административные рычаги и на приведшее его к власти революционное движение, возобновить прерванный 19 лет назад "демократический транзит".
Во втором случае необходимы радикальные изменения политического устройства в сторону парламентаризма и федерализации, а также надежда на то, что федеральным канцлером станет "Ходорковский", который сумеет сколотить левоцентристскую коалицию фракций.
Третий вариант уже требует глубинных трансформацией всей политической культуры, последовательной чистки бюрократии и слоя политических и общественных деятелей. И целенаправленное изменение всей системы образования, определённая (и очень жёсткая) культурная политика, культурное "перемагничивание" общества.
Если аналогом первого варианта стали посткоммунистические изменения политического строя в СНГ и первый Майдан, отчасти "Новый курс" Рузвельта, то второго — Второй Майдан или демократические изменения рубежа 80-90-х годов (в Южной Азии и Латинской Америке или в Испании и Португалии 70-х), словом, то, что Фукуяма назвал Третьей волной демократизации.
Аналогом третьего варианта является Советская власть, денацификация Западной Германии, послевоенные реформы в Италии и Японии, декоммунизация бывшей Восточной, а ныне Центральной Европы.
Самый тяжёлый вариант — четвёртый. Он требует не политического или социального трансформирования, и даже не социальной революции или вытягивания из социокультурной матрицы нации того, что было маргинальным и субкультурным и превращение этого в mainstream. Он требует фактического разрушения самих базовых основ русской субэкумены. Это повлечёт за собой такой радикальный отказ от имперского принципа, как разделение России на несколько независимых русскоязычных государств (по аналогии с Арабским миром или Латинской Америкой, где одна национальность поделена на десятки наций). Это требует очень серьёзного изменения национально-религиозной традиции. В 1918 году "бешеные вестернизаторы" — большевики продумывали перевод страны в католицизм (поголовная атеизация Святой Руси им ещё была непредставима).
Но, что ещё важнее, это потребует растворения Русской цивилизационной матрицы в культуре более высокого порядка. Русская субэкумена — дочерняя от Европейской, поэтому такая задача в принципе решаемая. Как американизация Мексики. Но это будет означать ликвидацию России как таковой. Но важно учесть, что Россия — культура мирового класса и просто так "раствориться" в цивилизации-гегемоне не сможет.
Более того, такая культура начинает сопротивляться своей "цивилизованной" реформации, причём довольно неожиданными и радикальными методами. Внезапные появления таких фигур, как Муссолини, Ленин и Гитлер, — явления из этого ряда.
Нынешний провал вестернизации Турции, которая непрерывно и целенаправленно проводилась целый век, практически с Младотурецкой революции 1908 года, даёт много пищи для размышлений.
Все эти рассуждения были нужны мне, чтобы показать, что радикализм предлагаемых оппозиционерами средств прямо вытекает из их понимания генезиса существующих проблем.
И нужно иметь в виду, что для облегчения готовности общества к его реформации представление о полной и безнадёжной, беспросветной тупиковости существующего порядка вещей должно стать всеобщим. Как в 1905, 1917 или 1990 годах.
Именно в понимании этого и коренится подсознательное желание радикальной оппозиции, чтобы "всё было плохо". Чтобы у "Верхней Вольты с ракетами" ракеты не летали. Чтобы "в области балета (футбола)" не только не были впереди планеты всей, но наоборот. И чтобы "Енисей" не перекрывался...
[1] Я отрицаю её уникальность и полагаю православной модификацией давно описанного историками султанизма.
[2] А до Орды — под влиянием Каганата и кочевой державы печенегов, с которой у Киевских князей был странный военно-политический симбиоз.
