Известный общественный и политический деятель Георгий Сатаров, несомненно, много сделавший для правильного понимания процессов, происходящих в России, формирования оппозиционного мышления, на своей страничке в Faceboок поделился мыслями о плачевном состоянии оппозиции, где, по его мнению, преобладают "самовлюбленные нарциссы, использующие политику для решения своих проблем, удовлетворения своих страстей, политиков, для которых проблемы страны — повод для красноречия, а не стимул искать пути к изменению ситуации".
Справедливо утверждая о бессмысленности выбора между участием или неучастием в президентских выборах, что ничего не меняет для власти, он в тоже время считает, что это не значит, что у нас совсем нет собственного выбора, который он видит в том, что мы должны менять оппозицию.
Вот, что он пишет: "...если избиратели с помощью выборов не могут сейчас повлиять на власть, значит надо влиять на оппозицию, и не столько на ту, что есть, а на ту, что должна прийти ей на смену. Говоря проще и с учетом среднесрочной перспективы: ЕСЛИ МЫ, ИЗБИРАТЕЛИ, НЕ МОЖЕМ СЕЙЧАС ПОМЕНЯТЬ ВЛАСТЬ, ТО МЫ ДОЛЖНЫ МЕНЯТЬ ОППОЗИЦИЮ, КОТОРАЯ НЕ В СОСТОЯНИИ И НЕ ХОЧЕТ МЕНЯТЬ ВЛАСТЬ".
Уважаемый Георгий Александрович, в этом абзаце вы вначале предлагаете влиять на оппозицию, в затем призываете избирателей менять оппозицию, которая, дескать, не только не в состоянии, но и даже не хочет менять власть. Причем влиять надо не на нынешнюю оппозицию, а на ту, что должна прийти ей на смену. Нет ли явной нестыковки в ваших словах? Ведь влиять и менять — это не одно и то же. Не так ли? Может вы хотите через влияние поменять ее? Не слишком ли сложный путь?
Думаю, что много еще вопросов не только у меня вызывает этот весьма противоречивый пассаж Сатарова, который призывает к отказу голосовать за нынешних лидеров оппозиции. По его мнению, "успешный бойкот поставит крест на политической карьере нынешних оппозиционных нарциссов и станет важным сигналом для нового поколения лидеров, которые придут на смену. Только диктовать условия должно им общество".
Невольно удивляет позиция опытного аналитика и публициста Сатарова, с одной стороны, призывающего, не побоюсь этого слова, к ликвидации оппозиции, с другой, возлагающего надежды на "новое поколение лидеров", которое, на наш взгляд, вряд ли породит российских Гавелов и подобных ему известных исторических деятелей.
Нынешнее российское "общество" могло выдавить из себя такую оппозицию, которая есть. Но она тоже весьма разная и вам это хорошо известно, Георгий Александрович! В ней есть представители радикального направления и сторонники умеренного противодействия власти. Ставить их на одну и туже "Голгофу" — весьма сомнительное занятие. Предлагать "поставить крест на политической карьере нынешних оппозиционных нарциссов — это на самом деле лить воду на мельницу ненавистного вами Кремля, который тем и занимается, что зачищает политическое поле.
Не лучше ли не влиять и не отменять оппозицию, а предостерегать ее от ошибок, нередко серьезных, которые приводят к трагическому развитию событий и действительно "ставят крест" на демократических завоеваниях и их дальнейшем закреплении, как условиях невозврата к коммунистическому прошлому и авторитаризму.
Одну такую решающую, судьбоносную, на наш взгляд, ошибку совершил, к великому сожалению, Григорий Явлинский, которого я ни в коем случае, по примеру Сатарова, не собираюсь называть "нарциссом" и, тем более, "отменять". Как-то получилось, но он на одном из антикризисных заседаний Госдумы в 1998 году неожиданно предложил крестного отца путинского режима Примакова на пост премьер-министра РФ.
Трудно сказать, что тогда подвинуло лидера "Яблока", позиционирующего себя в качестве "демократической партии", выйти с таким предложением, но именно это положило начало тому, как Ельцин с упорством стал примерять выходцев из КГБ/ФСБ на высшие посты в государстве, искать себе преемника среди этой публики. Последним в этом позорном марафоне, продемонстрировавшим окончательный отход Ельцина от стремления к демократическим завоеваниям России, стал Путин, плавно затем пересевший в президентское кресло.
Хотя Примаков недолго находился во главе правительства, тем не менее именно он своей деятельностью на этом посту, прежде всего зловещим "разворотом самолета над Атлантикой", символизировал возврат к великодержавному курсу. Курсу, который стал предтечей путинского вызывающего антизападничества, оформленного в его речи в Мюнхене в феврале 2007 года, теории и практики восстановления былого "имперского величия", ласкающего слух консервативно и религиозно настроенных слоев населения России.
По ряду объективных и субъективных причин этот ретроградный курс мог быть восстановлен именно выходцами из КГБ, включая, прежде всего, Примакова, которым удалось ловко воспользоваться нерешительностью Ельцина, его неспособностью и нежеланием провести декоммунизацию и декагэбизацию России.
Наиболее отчётливо эволюция гэбистов видна на примере того же Примакова. Он был известен как сторонник горбачёвской "перестройки", входил в ближайшее окружение Горбачева, выступил против ГКЧП, в организации которого, как известно, решающая роль принадлежала КГБ во главе с Крючковым. Затем преспокойно с конца 1991 года и до назначения мининдел в 1996 году возглавлял СВР.
В такую же личину демократа и верующего, крещенного якобы в детстве, влез и Путин, работавший в начале 90-х помощником ещё одного "демократа" и "либерала" Собчака и готовивший известный санкт-петербургский десант, который постепенно высаживался во второй половине 90-х годов в Москве во властных структурах.
Представляется, что есть все основания говорить о том, что после распада СССР КГБ, совместно с бывшей партноменклатурой, де-факто присутствовал во властных структурах ельцинской России по причинам не только политическим, но и экономическим. Поэтому, думается, говорить о том, что приход Путина на высшую госдолжность означал реванш спецслужб, было бы не совсем верным.
С исторической и методологической точек зрения никакого реванша не было. Скорее следует говорить о том, что с самого начала 90-х годов существовал сценарий восстановления руководящей роли КГБ и бюрократической партноменклатуры в государстве, прерванной в связи со смертью Ю. Андропова.
Между тем после назначения Путина директором ФСБ этот сценарий особо и не скрывался. Так, выступая 20 декабря 1999 года, в годовщину создания Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), перед своими коллегами, Путин начал речь фразой о том, что задание ФСБ выполнил — стал премьер-министром России. Такую же фразу произнес перед активом КГБ и Юрий Андропов, став Генсеком ЦК КПСС в 1982 году.
Окончательно этот процесс был завершён по результатам первого президентского срока Путина, когда он убрал с поста премьера М. Касьянова и назначил на его место генерала ФСБ М. Фрадкова. А в 2007 году в Мюнхене этот процесс получил свое логическое и идеологическое оформление. Так что неоГКЧП усилиями Примакова, Путина и сотоварищей был блестяще претворен в жизнь.
Вероятно, эту историческую обречённость и зацикленность России и понял Явлинский, когда выдвинул идею с назначением Примакова на должность главы правительства. Тем не менее, вряд ли наследники Примакова, прежде всего Путин, благодарны за это Явлинскому, который своим предложением, скорее всего, стал просто катализатором необратимого процесса.
То, что это было сделано деятелем, придерживающимся демократических взглядов, коим, безусловно, является Явлинский, не только ставит под сомнение подлинность демократических процессов "лихих девяностых", но и подтверждает нашу мысль об актуальности и необходимости предупреждения и удержания лидеров оппозиции от подобных ошибок, в том числе со стороны Сатарова, бывшего, кстати, в те годы помощником Бориса Ельцина.
Чтобы не было больно за то, что, по словам Георгия Александровича, "за последние 25 лет совокупные мы и не пытались, получив сверху свободу, "по капле выдавливать из себя раба".
