Вспомнить. Любить. Подражать.
Знать только образ.
Включить "Освобождение". Смотреть и смотреть на серый китель. Ласкать глазами золотые погоны. Следить неторопливые движения рук. Слушать акцент. Одеть мазанные гуталином сапоги. Примять их в гармошку. Разгладить усы. Раскурить трубку. Зажечь зеленую лампу. Сесть в кожаное кресло. Налить густой, коньячного цвета чай. Ломтик лимона с набухшими, горящими под светом лампы прожилками. И немой, ленивый дымок. Такой же, как в 40-е. Часы на стене тик-так, тик-так. И обязательно с задумчивым боем.
Жить кино.
Видеть взрывы, танки, солдат, победные знамена. Цветы, радость, улыбки. Паровозы со звёздами. "Мы победили". Фуражки, галифе, платья ушедших поколений. Закованных в камеры кинопленок — снова и снова идущих проклятой сизифовой тропой.
Бежать от настоящего.
Знать, что старое не вернется. Завернуться от ветров настоящего в красное знамя. Стать Маугли. Уйти в древние, пустые города в джунглях, с широкими улицами, горящими на утреннем солнце водой поливальных машин, лепными звёздами, цифрами "1951", "1952" на фасадах, считающих дни до конца. Жить там, раздвигая заросли времени — вдали от шума и огней современного мира. "Где он, этот день, и на каком календаре, как пламя он алеет?".
Бояться правды.
Создать свой яркий космос. Отрицать хаос смерти, жестокости, убийств. Сносить их, как дрова, зажечь и любоваться на огонь, который создал яркую эпоху. Смотреть в греющий лицо костер.
Полюбить смерть.
В открытках. Старых отрывных календарях. Журналах тяжёлой бумаги. В грамотах со склонёнными, уснувшими знамёнами и профилями посередине. Старых фильмах, ночами идущих на каналах в космическую, холодную, безответную пустоту.
Быть чужим.
Пройти под мелким мартовским дождём. По новой Москве. Смеющиеся люди. Окна кафе. Дорогие машины. Серая Москва-река, тротуары мокры, огни горят на стенах. Украденный у прошлых поколений город. Навсегда чужой. Лишь грохот трамваев за окном — такой же, как тогда — закрыть глаза и слушать.
