У меня возник небольшой теоретический спор с Аркадием Бабченко, сказавшим, что не понимает, как можно судить (Варвару Караулову/Александру Иванову) только за намерение бежать в Сирию в расположение того, что я попытаюсь с максимальной степенью социально-исторической корректностью определить, как "Исламистская республика Благодатного Полумесяца" (ИРБП). "Эховский" собеседник всё втолковывал писателю про преступность самого приготовлению к преступлению. В моей интерпретации: достойна кары девушка, собравшая сумку, чтобы удрать из дома, чтобы вступить в банду "Чёрная кошка", с парнем из которой она захороводилась… Мне даже пришлось выслать Аркадию Аркадьевичу текст того, как это выглядит в глазах российского уголовного кодекса – часть 3 статьи 30 и часть 2 статьи 205.5.
С самой психологией Ивановой/Карауловой особых сложностей нет. Мне уже пришлось несколько раз обращаться к теме особой привлекательности радикальных антисистемных движений, периодически охватывающих западную (в широком смысле слова) цивилизацию, начиная с середины XIX века; или стремления попасть на войну (я их непочтительно назвал "конфликты-пластыри"), которая представляется эсхатологической битвой Добра и Зла – тут начиная с маркиза де Лафайета на американской Войне за независимость и лорда Байрона – на аналогичной греческой войне.
Это – неизбежное проявление милленаристско-манихейской компоненты библейской традиции, которая в любом случае найдёт возможность проявить себя – испанских ли интербригадах, в бегущих ли Сирию британских невестах исламистов…
Но очень важно обратить внимание на правовой аспект такого присоединения или стремления к нему. Ведь в современном международном праве существует масса пробелов, а национальные правовые системы слишком дискретны и не отражают всего спектра новых реалий.
Прежде чем приступить к этой теме, постараюсь очень чётко разъяснить свою позицию, которая не является попыткой придумать новые составы криминализации.
Моя позиция по преследованию экстремизму не является секретом, как и по необходимости очень точного различения стремления к насильственному разрушения порядка, который может быть изменён и демократическими действиями, и мирного стремления к пусть даже и радикальному изменения действительности.
Очевидно, что западная цивилизационная традиция легитимирует целый набор вариантов политического насилия. Поэтому уточнённое международное право, ориентирующееся, прежде всего, именно на иуде-антично-христианские ценности, должно это учесть, чтобы не давать различным оккупирующим или тираническим режимам возможность расширенного толкования насильственного экстремизма и терроризма. Например, чтобы избегнуть причисления участников Заговора 20 июля 1944 года к террористам и путчистам, достаточно официально исходить из того, что Гитлер и другие вожди Третьего рейха (а также установленный ими режим) изначально были преступниками и извергами человечества, находящиеся вне закона, и для установления этого можно было не ждать Нюрнбергского вердикта, а достаточно консенсуса демократических наций. Разумеется, ровно на основании тех же критериев стремящиеся свергнуть и даже уничтожить кровавых коммунистических правителей и функционеров достойны славы героев своих народов и человечества.
Юридическое уточнение понятий, связанных с тем, что называют "международным терроризмом", к дискуссии о которой я призываю – это не стремление найти новые основания для репрессий (тут как раз власти особо не задумываются), но именно создание системы воспрепятствование их необоснованному устрожению и расширению. Это, условно говоря, как вводя наказание за нарушение правил проведение демонстраций, закрыть возможность карать за них как за бунты и мятежи, что практиковалось даже в США ещё в начале 20-х годов.
Ровно 15 лет назад, когда американский спецназ и войска Северного альянса выбивали талибов из Кабула, у меня был довольно интересный разговор с бывшим российским, а ныне украинским правоведом Юрием Бровченко, который обратил внимание, что с пленными талибами юридически очень сложная ситуация. С одной стороны, по стандартам 4-ой Гаагской конвенции, они комбатанты, и нет доказательств их участия в преступлениях против человечества, ведь даже СС-вская кавалерия и полевые части "зелёные" СС не рассматривались Нюрнбергом, как преступные нацистские организации. И по окончании войны должны быть отпущены по домам. С другой стороны, "Талибан" был объявлен организацией террористической и взятые с оружием в руках его члены оказывались соучастниками международного терроризма. Талибы оказались в "серой" юридической зоне: счастливцы попали в концлагеря к англо-американцам, участь же тех, кто попал в руки Северного альянса, мстящего за своего вождя Панджшерского Льва Ахмада Шаха Масуда была столь же ужасной, как и участь палестинцев в Сабре и Шатиле, попавшим в руки ливанским маронитам, мстящим за убитого в сентябре 1982 года сирийцами президента Башира Жмайеля. Поэтому нужно подсказать Комитету (сейчас – Совет) по правам человека ООН промежуточную формулировку. Но как-то всё зависло… А потом с талибами уже разобрались: появилось Гуантанамо и "летающие тюрьмы ЦРУ", а также тайные концлагеря, в т.ч. в Восточной Европе. Тем более, что талибы быстро очухались, возобновили боевые действия и рассматривались уже только как террористы.
Но предварительные соображения у меня были. Во второй половине сороковых в западных зонах оккупации Германии и Австрии была процедура денацификации, включавшая весь диапазон мер воздействия на тех, кто к непосредственному участию в военных преступлениях или нацистском терроре не привлекался, но косвенно замешан в них был – от принудительного прослушивания лекций о пользе демократических ценностей и запрета на профессию – до нескольких лет заключения в лагерях административными решениями.
Аналогичная процедура, наверное, должна была применена и к рядовым талибам и нижнему слою функционеров. Для подведения под это правовой базы, видимо, необходимо было создать отдельную международно-правовую категорию "квазигосударство". Есть понятие "государство-недоделка" – Failed state, но оно скорее, подходит под классификацию "псевдогосударство". Талибан же был достаточно эффективной системой власти.
И вот такое квазигосударство можно, не признавая субъектом международного права, признавать преступным в том случае, если оно практикует систематический международный террор (как часть своей централизованно утверждённой политики) и преступления против человечества: геноцид, этнические и конфессиональные чистки, массовые репрессии, включающие убийства, пытки и многолетнее заключение в тюрьмах и концлагерях, по политическим, идеологическим и социальным признакам. Существует механизм констатации преступного характера режимов в признанных государствах, и на основании этого действует целая серия различных международных или национально-международных трибуналов. Есть вполне признанные де-факто администрации в целом соблюдающих международное гуманитарное право повстанческих районов ("партизанских государств"), с которыми ведут официальные переговоры и которые часто уважают куда больше, чем "легальные" режимы, с которыми они сражаются. Вот, например, союзная Эрэфии "Западная Сирия" (режим Асада-мл. достаточно широко признан преступным, чтобы признавать его юрисдикцию над территориями, что он не контролирует).
Но дальше пробел, и рядовые талибы или халифатцы оказываются приравнены к террористам. Вот типичная ситуация: при взятии бункеров талибов, например, в пещерах Тора-Бора, американцы захватывают выходцев из Пакистана или Татарстана. Они – безоружны (в этот момент), но их пребывание в крепости террористов указывает на то, что они – отнюдь не последние деятели в Талибане и явно разделяют его идеологию, санкционирующую внутренний и международный террор. Поэтому схваченных доставляют в Гуантанамо и начинают применять разные способы развязать язык. В ответ на ультраправозащитный вопль: понять и простить! – отвечу: был проведён опыт – российский узник был депортирован, освобождён и вернулся к "священной борьбе" … Готовы ли мегагуманисты взять на себя моральную ответственность за продолжение террористической деятельности наспех отпущенными талибовцами, халифатовцами, алькаедовцами?
Есть понятие террористические организации. Но произошло вытеснение понятия террор понятием терроризм. Терроризм – это всегда единичность, даже когда его акт носит международный характер, как это было с убийствами Степана Бандеры, Георгия Маркова или Александра Литвиненко, или отличается массовой гибелью людей, как это возможно было с малайзийским "Боингом" над Донбассом.
Террор – это всегда централизованная политика, имеющая целью социальную реконструкцию подвластного населения.
Я предлагаю ввести отдельные международно-правовые понятия – терроризирующее государство и терроризирующее квазигосударство. "Терроризирующее" – это когда режим применяет широкомасштабное политически мотивированное репрессивное насилие внутри страны или организует акты международного терроризма с целью запугивания населения или получения разных внешнеполитических ништяков.
И надо признать, что такие государства или квазигосударственные образования – преступны. И действующие в них идеологические доктрины, такой террор прямо санкционирующий и к нему призывающие также должны быть признаны преступными.
Должно быть признано, что поддержка терроризирующих государств и квазигосударств, в том числе, путём приезда в них с целью оказания содействия в проведении террористической политики является угрожающей интересам общества и в этой связи наказываемой.
Но наказание это ни в коем случае не должно быть диктуемым диспозицией антиэкстремистских или антитеррористических уголовных статей. Вот здесь и надо вспомнить о механизмах денацификации. Если мы приравниваем то, что назвали ИРБП к Третьему рейху, то осознанно стремящегося к нему присоединиться, но не вступать в формирования и структуры, задействованные в проведении террористической политики, необходимо подвергнуть процедуре, денацификации аналогичной. Ведь реально Иванова/Караулова намерения вступать в собственно боевые или карательные органы Халифата не имела… В любом случае, строго соблюдая закон, доказать это невозможно. Даже размещение в социальных медиа заявления о присоединении к клятве на верность Халифату, не является нарушение закона, даже если оный Халифат будет не единожды, но трижды запрещён судом. Ровно также, как запись в девичьем дневнике: "хочу быть в Чёрной кошке" или "Ура! Меня обещали принять в Чёрную кошку, если будут изо всех сил стараться помогать" (из нашего примера в начале) не может считаться покушением на вступление в банду.
Конечно, Иванова/Караулова знала и про сожженных заживо пленных и про обезглавленных заложников, и про зачистки езидов. Просто в тот момент сообщения об этом шли потоком и выскакивали при любом интернет-запросе темы, связанной с Халифатом. Она осознанно хотела из царства "гнилого либерализма" (каковым наша жизнь всё ещё видится поклонникам героического тоталитаризма) попасть в царство реализованной утопии и воинствующей диктатуры.
Точно также, как и миллионам отечественным сталинистам хочется оказаться в эпоху правления обожествляемого ими Иосифа Виссарионовича – и они готовы, живя там, одобрять на собраниях расстрелы, с "чувством глубокого удовлетворения" узнавать о "ликвидации кулачества как класс".
С моей точки зрения, убежденные, вменяемые (а не впавшие в ностальгический маразм), сталинисты и заодно – ленинцы, гитлеровцы и маоисты всех мастей – такие моральные пособники массового террора, как и рвущиеся в Сирию поддержать борьбу халифатовцев.
Но совершенно пропорциональным для Ивановой/Карауловой был бы временный запрет на выезд из страны, гласный контроль над её информационной активностью, а также обязательный просветительский курс и консультации психоаналитика. Даже не нужен люстрационный запрет на работу в медиа – с её репутацией она ещё долго не устроится ни в одно приличное место.
Ещё раз подчеркну – ликвидация правовых лакун во всем, что связано с террористическими движениями и квазигосударственными образованиями – это именно способ смягчения репрессалий. Причём, единственный, обеспечивающий баланс между обеспечением общественной безопасности и сохранением демократических принципов.
