Некоторое время тому назад мне довелось прочесть крайне интересное интервью с профессором Исраэлем Ауманном — математиком, лауреатом Нобелевской премии по экономике, крупнейшим специалистом в области теории игр и одновременно религиозным евреем и знатоком Торы. В интервью, которое стоит того, чтобы прочесть его целиком, профессор Ауманн затрагивает множество важных вопросов, включая взаимоотношения между наукой и религией, проблему урегулирования арабо-израильского конфликта и другие. Здесь же я хотел бы привести маленький фрагмент этого интервью, касающийся так называемого "парадокса шантажиста", а также поделиться с читателем собственными мыслями по этому поводу.
Вот что говорит о "парадоксе шантажиста" профессор Ауманн: "Некто предложил двум людям десять тысяч шекелей при условии, что они договорятся, как их разделить. Один говорит: "Поделим поровну, пять тысяч каждому". Второй отвечает: "Нет, я хочу девять тысяч, а тебе тысяча". Когда первый отказывается делить таким образом, второй говорит: "Ну что ж, значит никто не получит ничего". И первый соглашается на тысячу, исходя из якобы рациональных доводов, желания получить хоть что-то. Но это фальшивая рациональность, так как, по сути, она приводит к тому, что человек остается в проигрыше, получив лишь тысячу и отдав девять тысяч. Вместо этого он должен был настаивать на справедливом разделе, ведь второй тоже не заинтересован в том, чтобы остаться без денег. Это и есть "парадокс шантажиста". То же самое на политических переговорах. 25 лет назад пришел ко мне высокопоставленный офицер ЦАХАЛа. Это было в период переговоров с Сирией. Он мне сказал: "Профессор Ауманн, для сирийцев земля свята, они не откажутся ни от единой ее пяди". Так и было. Они не отказались. А Рабин (Ицхак Рабин — израильский военный и государственный деятель, премьер-министр Израиля в 1974-1977 и 1992-1995 годах — В.А.) был хоть и достаточно гибок, но не настолько, и договор достигнут не был. Вот эта ситуация была ярким примером "парадокса шантажиста". Он говорит: "Это для меня свято, я не должен обосновывать свои требования". Он убеждает себя в том, что на компромиссы не пойдет, так как земля для него свята. И убедив себя, он убеждает и нашего генерала. Меня — нет. Но наша проблема действительно в том, что мы слишком рациональны, и у нас нет ничего, что было бы святым… Важнее иудаизм математики или не важнее, необходимо, чтобы было что-нибудь для нас святое, от чего мы не готовы отказаться, даже если это звучит нерационально. Не готовы отказаться и все. В противном случае, если у нас нет ничего святого, и мы действуем исключительно "рационально", то у нас будут забирать еще, и еще, и еще, поскольку вторая сторона не рациональна. Наши противники говорят: "Для нас девять тысяч — это святое. Все". И если у нас нет ничего святого, то мы закончим переговоры, имея при себе тысячу".
Во многом то, о чём говорит профессор Ауманн, перекликается с моей собственной позицией, которую я излагал в предыдущей статье и которая состоит в том, что "материализм и рационализм, доведённые до предела, очень часто порождают конформизм и цинизм, ведь если для человека не существует ни Бога, ни библейских заповедей, ни бессмертия души, то в конечном итоге остаётся ли хоть что-то, ради чего он был бы готов рисковать своей карьерой, своим благополучием, своей жизнью, наконец?" Однако профессор Ауманн идёт дальше, на примере "парадокса шантажиста" демонстрируя ограниченность рационального мышления.
Этот парадокс вполне применим и к нашим российским реалиям. Возьмём хоть недавние "выборы" в Государственную Думу (я надеюсь, что к настоящему моменту прошло уже достаточно времени, чтобы страсти улеглись, и этот вопрос можно было обсуждать спокойно, без взаимных обид и обвинений). Фактически Путин избрал тактику шантажиста, выдвигая оппозиции ультиматум: "Вы своими юридическими действиями (путём выдвижения списка кандидатов, содержащего крымскую региональную группу) официально продекларируете, что признаёте Крым и Севастополь частью территории РФ, а я взамен разрешу вам поучаствовать в электоральном процессе, правила и результаты которого буду устанавливать я сам". Как мы видим, условия ультиматума даже жёстче, чем в приведённом профессором Ауманном примере: здесь вторая сторона сделки не получает даже тысячи шекелей, ее принуждают заранее согласиться на то, что деньги шантажист будет делить так, как ему заблагорассудится, даже если он, в конце концов, решит забрать себе все десять тысяч.
Проблема оппозиционных партий (вернее, следует говорить лишь об одной оппозиционной партии — ПАРНАСе, поскольку назвать оппозиционной партию "Яблоко", которую возглавляет человек, подыгрывающий гэбэшникам как минимум с 1998 года, у меня язык не поворачивается, а у всех остальных официально зарегистрированных путинским Минюстом партий кремлёвские "уши" просматриваются столь очевидно, что говорить об их оппозиционности просто неприлично и оскорбительно для разума) состоит в том, что они рассуждали "рационально". Цепочка рассуждений выглядела примерно следующим образом: отказ от участия в выборах означает фактически констатацию невозможности смены власти ненасильственным путём, значит в выборах надо участвовать обязательно; раз действующее избирательное законодательство обусловливает участие партии в выборах выдвижением ею списка кандидатов, содержащего крымскую региональную группу, значит надо выполнить это условие и такой ценой купить себе право участия в выборах.
В результате имел место абсолютно неравный обмен: режим получил от оппозиции уступку по принципиальнейшему вопросу о статусе Крыма, в то время как оппозиция не получила ничего, кроме публичного унижения. Но что было бы, если бы оппозиция повела себя "нерационально"? Предположим, что тот же ПАРНАС заявил бы: "Верховенство международного права (и вытекающая из него принадлежность Крыма и Севастополя Украине) для нас свято и не может быть предметом компромисса". Действуя в соответствии с этой позицией, партия могла бы выдвинуть список кандидатов без крымской группы и, разумеется, получить от Центризбиркома отказ в регистрации этого списка. А вот дальше начинается самое интересное. Получив такой отказ, ПАРНАСовцы могли бы обратиться к международному сообществу с призывом не признавать легитимность выборов в Российскую Госдуму в связи с тем, что до них не допускаются партии, признающие примат международного права. Подобный довод в пользу непризнания легитимности выборов был бы слишком мощным, чтобы его можно было просто так проигнорировать: можно "не заметить" многочисленные фальсификации в процессе выборов, объявив их недоказанными, но недопуск оппозиционной партии к выборам на основании того, что она соблюдает международное право, "не заметить" проблематично.
Сейчас некоторые иностранные государства уже объявили о том, что не признают результаты выборов на территории Крыма и Севастополя, однако в том случае, если бы ПАРНАС решился предпринять вышеизложенные действия, возникла бы реальная возможность непризнания международным сообществом (по крайней мере, наиболее цивилизованной и демократической его частью) результатов этих выборов в полном объёме, не только в Крыму и Севастополе, но и на территории, собственно, Российской Федерации. Это причинило бы режиму куда больший ущерб, нежели гипотетическое попадание в Думу полутора-двух десятков оппозиционных депутатов.
Напомню, кстати, что в ближайшее время предстоит очередной раунд политико-правовых баталий вокруг восстановления полномочий делегации российского Федерального Собрания в Парламентской Ассамблее Совета Европы. Реализация вышеописанного сценария поставила был на шансах российских "парламентариев" вернуться в ПАСЕ жирный крест и поспособствовала бы углублению международной изоляции путинского режима по многим другим направлениям.
Таким образом, "рациональное" решение привело оппозицию к поражению, в то время как "нерациональное" решение занять принципиальную позицию могло бы нанести по путинскому режиму весьма ощутимый удар.
Внутриоппозиционные дискуссии в России в последнее время касаются преимущественно вопросов тактики. На доводы о недопустимости участия в выборах чаще всего звучит: "А что вы предлагаете взамен? Надо же делать хоть что-то!" — как будто само по себе выполнение в лучшем случае бесполезных, а в худшем случае вредных действий каким-то образом приближает оппозицию к достижению целей. Вопросы ценностей остаются за пределами обсуждения. Необходимо, однако, понимать, что тактика вторична по отношению к ценностям. Здесь излишняя рациональность, берущая своё начало, по-видимому, ещё с тех времён, когда господствующим философским учением в нашем обществе был диалектический материализм, лишь вредит, потому что вопрос о ценностях не является рациональным выбором. В конечном итоге добро не является более рациональным, чем зло. Выбор между добром и злом осуществляется не на рациональном, а на метафизическом уровне.
Российской оппозиции, следуя совету профессора Ауманна, необходимо определиться с тем, что для неё свято. Когда будет определённость с ценностями, тогда (но не раньше!) и споры о тактике обретут смысл.
