Самую смачную юдофобию выдают "раскаявшиеся евреи". Самые ядовитые инвективы против интеллигенции исходят от интеллигентов поколения next+.
Философ и поэтесса АВ начала очередную эпистолярную кампанию против советских интеллигентов-шестидесятников и отчасти семидесятников.
Для меня, как для представителя интеллигенции промежуточного поколения между генерацией "дети 20 съезда" и поколением "трезвости — нормы жизни", для, условно говоря, "внука 20 съезда", такая критика воспринимается как слишком жестокая и несправедливая… Это как сейчас обвинять поэта Павла Когана за строчку "Но мы еще дойдем до Ганга" в призывах к советскому вторжению в Афганистан — не только к вторжению комкора Примакова-отца, как это и было взаправду, но и к вторжению маршала Устинова.
Ведь с моей точки зрения поколение шестидесятников было первым целостным гуманистическим поколением, которое без устали деконструировало сталинизм, вообще тоталитаризм и ксенофобию, и советчину. И ругать эту генерацию за компромиссность и излишне эзопов язык — это такая же глупость, как выдвигать претензии* к известнейшему галлилейскому целителю и экзорсцисту за то, что он не разжигал при кесаре Тиберии ту Иудейскую войну, что так полыхнула при кесаре Нероне.
А то, что, идейно победив и будучи назначенными властью жрецами гласности и демократии "детки-двадцатосъездовцы" так некрасиво себя повели, так бросились прислуживать Ельцину, Лужкову и Путину, — то такова участь всех победителей на своем пиру, всех жрецов, хорошо знающих свое (почтенное) место у подножия трона.
Собственно говоря, у меня к "шестидесятникам-семидесятникам" один упрек — борясь с режимом, они боролись не за его свержение, а за право стать его тайными и действительными тайными советниками, определять тоталитарную идеологию и отчасти политику, а не сделать так, чтобы она была в принципе невозможна. Почти полвека назад братья Стругацкие прозорливо изобразили это в "Обитаемом острове" — в виде тех "Членов Подполья, Которые Хотят Не Уничтожить Башни, А Сменить Их Программу".
Здесь надо немного отвлечься на общую тему сущности тоталитаризма. С моей точки зрения, самой универсальной его характеристикой будет стремление государства стать педагогом-воспитателем.
Все остальные аспекты тоталитарной политики — кондуиты со старательной фиксацией всех поступков и проступков, монополизация государством "кнутов и пряников", старательное "ограждение от влияния улицы" — это только обеспечительные меры.
Даже в Темные века (вполне научный термин) Средневековья "отличать добро от зла" приучала церковь (а различия между ними придумывали богословы) — подчеркнуто не государство, но почти равный ему общественный институт.
Государство стремится стать "педагогом" (т.е. пастырем душ и умов подданных, формирователем личности) только с этапа абсолютизма в Европе, а в Неевропах — с правления правителей-модернизаторов.
Но все это время шла борьба между государством, богословами и секулярными философами и литераторами за право стать "педагогом нации". Поэтому такая радость была в Берлине, когда всемирно знаменитый Гегель согласился стать "королевско-прусским философом". А вот Томаса Мора за четверть тысячелетия до того казнили именно за демонстративное уклонение от подобной чести…
Однако в условиях тоталитаризма, особенно когда режим испытывает кризис и жадно ждет поддержки хоть от кого, хоть от прирученных интеллектуалов — ранее (как и вновь сейчас) самых презренных каст из числа властной обслуги, у интеллектуалов появляется соблазн прорваться в государственные жрецы, легитимизируя тем самым принцип госжречества.
Даже советско-русские диссиденты были единственными, кто главным лозунгом своим сделали требование от властей предержащих буквально соблюдать декоративное законодательство тоталитарного государства, а не его ликвидацию и установление парламентской демократии. Поэтому в период кризиса советского коммунизма интеллигенция была нацелена на решения силами слабеющего государства своих задач, а не на передачу власти гражданскому обществу с собой — как провозвестникам и идеологам демократии — во главе.
Стремление интеллектуалов овладеть тоталитаризмом изнутри, а не разрушить его — это непростительный грех перед историей, потому что, даже приводя конкретную модификацию тоталитаризма к краху (как это случилось в СССР), это стремление позволяет тоталитаризму и номенклатурному принципу самоорганизации элит все время возрождаться, подобно Фениксу, из собственного праха. Причем еще до поддержки первопутинизма в России, интеллектуалы в республиках помогли легитимировать новостарую власть, старательно участвуя в создании национальных этноромантических идеологий.
И с этой точки зрения наследие даже самой гуманистической волны тоталитарной интеллигенции должно быть подвергнуто самой резкой критике.
Другое дело, что нападкам подвергаются не жрецы "шестидесятничества", а их паства и эпигоны, которые вовсе не рвались на роль иерофантов при фараонах или епископов Томасов Бэкетов при королях Ричардах, но пошли за своими пастырями просто потому, что они впервые с начала двадцатых годов заговорили нормальным человеческим языком. Даже когда они пытались крутить в своих молитвенных барабанах раннебольшевистские мантры…
* С другой стороны, установи Он единоначалие, используй свою харизму и не допусти грызни между аристократией и массами, а также кровавой междоусобицы между теми социальными слоями, что через поколение разделятся на сторонников Йоканана га-Гушхалы и приверженцев Шимона бар Гиоры, то римлянам соли на хвост было бы насыпано изрядно — поболе, чем это удалось сделать Сыну Звезды во времена божественного Адриана… А там, глядишь, раскачались бы галлы, германцы и армяне…
