Русско-российская держава периодически хотела нести миру "свою правду". Имеются в виду, конечно, не восточные, южные и юго-восточные векторы ее бесконечного территориального расширения, но западное направление – там, где был достойный ее противник.
Очень долго военная слабость и очевидная идеологическая вторичность – до 1917 года даже русская церковь официально называлась Греческой – эти нутряные византийские порывы сдерживали.
Во время Европейских революций "Весны народов" 1848 года (это была такая "Арабская весна" для Западной Европы) русская мысль в лице Тютчева выкатила было доктрину "Утеса" - дескать, Российская империя - это такой последний, но нерушимый бастион консервативного легитимного порядка против натиска либерализма и социализма.
Но в Европе был Меттерних. Были трактаты де Местра, и в поучениях из Северной Пальмиры ни Вена, ни Лондон, ни Берлин не нуждались. Более того, очень скоро европейские либералы сделали Северной Пальмире а-та-та и бо-бо (вы будете смеяться – в Крыму, только тогда Российская империя стремилась делить не Украину, а Османскую империю, объявленную ею "больным человеком Европы"), и желания спасать Запад на Руси стремительно поубавилось.
Но подумавши, в Петербурге изобрели панславизм и заявили – теперь сверхцель – освобождение славян. Но ядовитый на язык Герцен бросил из Лондона убийственную реплику: "Русскому царю очень просто освободить славян – он может начать с Польши".
"Войны панславизма" - за освобождение от турок сербов и болгар - в итоге завершились скандально: болгары стали союзниками враждебной Германии, а освобожденная Сербия и освобожденная Болгария немедленно стали воевать между собой за Македонию.
Россия полностью нашла себя в мессианской идеи большевизма, всемирного коммунизма. Но после того, как коммунизм рухнул – в значительной степени из-за нежелания российского населения терпеть убогости жизни ради утопии и "пролетарского интернационализма", - в поисках "русской идеи" опять наступила вынужденная пауза.
Страна уже почти совсем стала нормальной, но тут реакция "третьего Путина" на протесты 2011-12 годов привела Кремль к политической шизофрении, и он стремительно стал проваливаться в прошлое.
Это и Евроазиатский союз – как квази-СССР, и попытки превратить БРИКС в антизападный союз.
Потом внезапный взрыв идеи "Русского мира" - забавной формы постнеопанславизма (если неопанславизмом считать доктрину 110-летней давности об исторической борьбе славянства и германизма, ставшей идеологическим обоснованием развязывания Россией Первой Мировой войны). Национальное украинское сопротивление этот "Русский мир" довольно быстро похоронило.
Некоторое время Москва сочиняло себе антиглобализм. Но антиглобализм – движение, в своей основе левое, социалистическое (собственно, последняя по счету реинкарнация западного социализма), и олигархической России с ее дикими социальными разрывами стать лидером антиглобализма не светило, говоря словами Есенина, "ни при какой погоде".
Потом Москва объявила себя последними паладинами антифашизма, хранителями идей МАЯ 1945 года. Но сочетание педалирование темы антигитлеризма и недопустимости "реабилитации нацизма" с украинским походом не сочеталось никак. И этот мыльный мессианский пузырь тоже мгновенно лопнул.
Тогда, поблукав в мире идей, решили стать не антитезой европеизма, а защитником "настоящей - консервативной и национальной" Европы от ее "смесительного упрощения" в рядах Евросоюза и от леволиберальной эмансипации геев.
Но не рассчитали, что в современной Европе этот набор идей если и не относят к фашистским, то к одному с фашизмом гомологическому ряду.
Общественное мнение цивилизованного мира от этого стремительного мельтешения как-то терялось, пытаясь понять, что именно противополагает Москва Вашингтону и Брюсселю: "братство народов" или защиту национальной идентичности; социальную справедливость или гомофобию; традицию героического антифашизма или восстановления гитлеровской практики перекройки европейских границ по этническому признаку.
Идея возглавить всемирную борьбу с международным терроризмом, поручкавшись с "Хезболлой", выглядела и так достаточно экзотично, но после доклада лондонского судьи-коронера как-то сама сошла на нет.
И вот, в конце концов, методом проб и ошибок, Кремль нашел свою мировую идею – двуединую. Защита прав легитимного президента Асада и защита чести немецких женщин от покушения со стороны ближневосточных беженцев.
И тут развернулись: Лавров, высоко подняв над седою головой оскверненное белье школьницы, пошел в психическую атаку на Меркель. Кончилась эта новая пародия на дело Бейлиса скверным анекдотцем. А разъяренная немецкая полиция установила не только то, что вполне расистская антииммигранская кампания поддерживалась Москвой, но и что сервер германских неонацистов находиться в России. Это и стало жирной точкой на всех кремлевских потугах эксплуатировать антифашистскую тематику.
Только еще одно. Есть вещи, которые трогать нельзя. Когда 63 года назад в деле врачей-убийц в одну гремучую смесь соединился антисемитизм (тайный страх перед оборотничеством) и подсознательный страх архаического сознания перед врачом (страх перед колдуном), то эффект был настолько страшен, что следы от того шока не стерлись по сей день.
Когда российская пропаганда стала напирать на темы, включающая крайне болезненные для немецкого сознания точки - русские-Берлин-изнасилование, - то пробудила подзабытую травму немецкого сознания – массовые, т.е просто поголовные изнасилования Красной Армией, о чем немцам напомнила книга "Одна берлинка" Марты Хиллерс, по которой 8 лет назад был снят фильм "Безымянная". Понаехавшие в Германию из СССР/РФ такой травмы в сознании не имеют и совершенно не понимают в какие раны суют длани, поэтому легко сбегаются на заказные "лизинги".
! Орфография и стилистика автора сохранены
