В момент, когда я пишу эти строки, навряд ли кто возьмётся предсказать, как будут развиваться протесты в Ереване и к чему они приведут. Многие представители российской оппозиции встретили эти протесты с воодушевлением, видя в них подобие украинской Революции Достоинства. Вынужден признаться, что я не разделяю их оптимизма и считаю маловероятным вариант развития событий, при котором мы в ближайшем будущем станем свидетелями либерализации и вестернизации Армении.
Начнём с того, что, в отличие от ереванских протестов, направленных против повышения тарифов на электроэнергию, в Украине с самого начала речь шла о ценностях.
Одним из основных лозунгов Майдана в Киеве был лозунг "Украина — это Европа". Непосредственным же поводом для протестов послужил отказ украинских властей (под давлением из Москвы) от подписания соглашения об ассоциации с Европейским союзом.
Отмечу между делом, что сам я крайне негативно отношусь к Евросоюзу — этому бюрократическому, социалистическому, тоталитарно-политкорректному объединению, представляющему собой своего рода "софт-версию" СССР. Всё более очевидным становится то обстоятельство, что Европейский союз давно уже служит не тем возвышенным целям, ради которых он создавался, а исключительно интересам брюссельских евробюрократов и леволиберальных элит. Неслучайно в Великобритании — государстве, по праву считающемся колыбелью свободы в Европе, — сегодня всерьёз обсуждается вопрос о выходе из Евросоюза, а консервативное правительство Дэвида Кэмерона намерено вынести этот вопрос на общенациональный референдум, да и во многих странах континентальной Европы нарастают "евроскептические" настроения.
Применительно к Украине важно, однако, другое: выдвигая лозунг "Украина — это Европа", украинцы не только заявляли о своём стремлении вступить в Евросоюз (перспектива эта всё равно неблизкая, и, я надеюсь, украинцы ещё успеют осознать, что такое вступление вовсе не соответствует национальным интересам Украины), но и, что гораздо важнее, утверждали свою цивилизационную идентичность, предъявляя права на законное место в Европейской семье народов, которая в любом случае несводима к одному лишь Евросоюзу. Соответственно, они декларировали и свою приверженность европейским ценностям, в основании которых — автономия личности и верховенство права; и если вступление в Европейский союз — цель весьма сомнительная, то утверждение европейских ценностей — необходимое условие для построения современного и эффективного государства.
Сказать, что протестующие в Украине руководствовались исключительно абстрактными ценностями, не думая о более "земных" материях, означало бы погрешить против истины. Разумеется, люди думали о своих частных интересах, стремились к улучшению, прежде всего, своей жизни, однако эти надежды на улучшение собственной жизни они связывали с трансформацией Украинского государства на институциональном уровне. В частности, они понимали, что укоренение в Украине верховенства права приведёт к повышению качества жизни каждого конкретного её гражданина.
Даже неудавшийся российский протест зимы 2011-2012 годов был сконцентрирован на ценностях: его участники требовали честных выборов. К сожалению, протестующие (а в первую очередь — их лидеры) не были, в отличие от участников украинского Майдана, готовы к жёсткому противостоянию, а власть мобилизовалась и сумела тактически переиграть оппозицию, эффективно используя внутриоппозиционные противоречия, что и предопределило неудачу "белоленточного" движения.
В Ереване же, по крайней мере пока, речи о ценностях не идёт вовсе, требования протестующих сводятся лишь к отмене непопулярного решения о повышении энерготарифов. Разумеется, даже сугубо социально-экономический протест может привести к смене власти, но что потом? Последует ли за этим необходимая трансформация общества и государства? Среди выступавших против советской власти на рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века и голосовавших за Ельцина на первых в истории России президентских выборах было много тех, кто хотел свободы, но ещё больше было тех, кто хотел колбасы. Прошло совсем немного времени, и те, кто хотел колбасы, составили костяк социальной базы путинского режима. Не повторится ли подобное в Армении, если нынешние протесты приведут к отстранению от власти президента Саргсяна?
Есть, однако же, и более существенная проблема. Никакое серьёзное движение Армении в сторону Запада невозможно до тех пор, пока нерешённым остаётся вопрос Карабаха. Дело в том, что с позиций международного права Нагорно-Карабахская Республика является нелегитимным сепаратистским образованием на территории Азербайджана, а Армения — соответственно — спонсором вооружённых сепаратистов. На первый взгляд, здесь можно усмотреть аналогию с тем, как осложнила свои отношения с международным сообществом Россия, аннексировав Крым. Впрочем, подобная аналогия, как и большинство поверхностных аналогий, будет не вполне корректной, поскольку между Крымом и Карабахом есть как минимум три существенных отличия.
Во-первых, армяне, жившие на территории Карабаха на протяжении многих столетий, имеют куда больше исторических прав на эту землю, нежели Россия на Крым.
Строго говоря, в составе Азербайджана Нагорный Карабах оказался лишь по прихоти большевиков, перекраивавших территорию бывшей Российской империи в соответствии со своими представлениями о "праве наций на самоопределение".
Во-вторых, что бы ни кричали по этому поводу профессиональные российские "патриоты", русским в украинском Крыму реально никогда ничего не угрожало.
Совсем иначе обстояло дело в Азербайджане накануне провозглашения независимости Нагорного Карабаха: республику захлестнула волна армянских погромов (инспирированных, как многие небезосновательно подозревают, высшим руководством СССР и КПСС, стремившимся таким образом подавить армянское национальное движение), грозивших перерасти в полномасштабный геноцид. В подобной ситуации Армения просто не могла не прийти на помощь армянам Карабаха.
В-третьих, в отличие от России, объявившей Крым частью своей территории, Армения ограничилась тем, что помогла Нагорному Карабаху получить де-факто независимость от Азербайджана.
Между Арменией и непризнанной республикой существуют очень тесные связи, значительную часть политической элиты Армении, включая действующего президента Сержа Саргсяна и его предшественника на этом посту Роберта Кочаряна, составляют выходцы из Карабаха, однако официально Армения Карабах не аннексировала.
Тем не менее, несмотря на вышеупомянутые обстоятельства, сам факт существования нерешённой карабахской проблемы существенно осложняет отношения Армении как с международным сообществом в целом, так и, что более важно, с двумя её ключевыми соседями: Азербайджаном и патронирующей его Турцией. Последняя, что немаловажно, является обладательницей второй по численности армии среди государств — членов НАТО. В этих условиях геополитическая ориентация на Россию является для Армении практически неизбежной. Строго говоря, президент Саргсян, в отличие от своего бывшего украинского коллеги Януковича, вовсе не является российской марионеткой, просто он вынужден считаться с геополитической реальностью. Точно так же с этой реальностью придётся считаться и будущему руководству Армении, если протесты действительно приведут к смене власти.
Для того чтобы Армения смогла взять курс на Запад, одной лишь смены власти недостаточно, необходимо, чтобы будущая власть и, прежде всего, общество оказались готовы к решению проблемы Нагорного Карабаха в рамках международного права. До тех пор, пока готовности решать карабахский вопрос в Армении не наблюдается, рассчитывать на ощутимые перемены к лучшему внутри страны также не приходится.
