Когда мне исполнилось двенадцать лет, мы с семьей уехали жить в Лондон. Случилось это за два года до развала СССР. Мой папа работал в международной организации. Первые два года я училась в российской школе при посольстве. Тогда детям советских работников было запрещено не только учиться в английских школах, но и свободно перемещаться по городу.
Но скоро Союз рухнул, и мы обрели разные виды свободы, включая и свободу учиться, где пожелаем.
Я продолжила учебу в Sothbank International School. В этой частной школе учились ребята более тридцати национальностей, дети дипломатов, бизнесменов и международных чиновников. Это была престижная школа с хорошей репутацией в центре Лондона, и в которой с первого дня для меня жизнь стала адом. Школьники никогда раньше не видели "советского" ребенка, и для них я была существом почти потусторонним или с другой планеты. На меня смотрели, собравшись в кучку, не желая подходить, будто я была заразная. Я чувствовала себя животным в зоопарке, редким и экзотическим. Меня называли “commie” (от “коммунист”) и “reddie” (от “красная”).
Так я жила долго. Когда не было больше сил сидеть одной на ланче, ела свои бутерброды сидя на толчке в туалете. Общались со мной только “батаны” из Японии и парень из Ирака с заячьей губой. Но они были просто тихие, а я бы изгоем. То, что со мной происходило, заставило меня попытаться разобраться в причинах. Я понимала, такое ко мне отношение - результат не моих действий, а взрослых дядей и тетей, превративших страну, в которой я родилась, в устрашающее, жестокое и бессмысленное нечто. В страну-урода. Таким уродом для детей в моей школе в результате была и я.
Они так ко мне относились, не понимая политики, и просто потому, что долго слышали, про далекий и неизвестный Советский Союз, который несет зло и ужас и, конечно, им казалось, что люди и дети там не такие, как они.
Директор школы (Principal) вызвал меня к себе, чтобы я назвала тех, кто меня травит. Я сделала удивленный вид и сказала, что не знаю, о чем он говорит и что у меня все хорошо. Он, конечно, не поверил, в школе все про эту мою "изоляцию" знали, но понял, что говорить я ничего не буду. Не знали и мои родители.
Прошло много времени. Назад смотреть не больно. Вопроса о том, чтобы тех, для кого я была “reddie”, прощать даже не стояло, так как я изначально не испытывала к ним большой обиды, понимая, что их действия были последствием чего-то от них независящего, а значит не были полностью их виной.
Не прощу я тех, кто позволит такому случиться снова. Только на сей раз это произойдет без какой-либо идеологии и исключительно ради личных амбиций группы лиц, стоящих у власти. А расплачиваться, если эта трагедия реализуется, лет через пятнадцать будет такой же ребенок, как когда-то я.
Сейчас речь идет о судьбе детей, родившихся в дни протестов 2012 года. Я не хочу для них участи, выпавшей когда-то на мою долю. И если меня называли “красной”, потому что с этим цветом ассоциировался советский режим, то сейчас растет поколение бесцветных, потому что они родились в период режима бессмысленного и бесцветного зла.
! Орфография и стилистика автора сохранены
Вы можете оставить свои комментарии здесь
