Мы и сегодня почти ничего не знаем об этих событиях. Какие задачи ставились перед ОМОНом? Какие еще объекты предполагалось взять под контроль? Кто отдал приказ о штурме и применении оружия? И, главное, кто собирался этот контроль осуществлять? Нет ответов... и, если они и будут – то очень нескоро.
Тогда, в январе 1991-го, я приехала в Вильнюс через несколько дней после трагедии. Все были убеждены, что вылазка 13 января – это только начало, и "они" еще постараются взять реванш за поражение. Поэтому перед всеми мало-мальски важными объектами были сооружены баррикады. У здания Верховного Совета республики постоянно дежурили добровольцы. А внутри здания витал отчетливый запах бензина.
Депутаты ВС заявили, что при попытке штурма подожгут парламент. Сегодня это кажется нонсенсом, но тогда, 15 лет назад, заявления представителей власти о готовности к самопожертвованию не вызывали ни тени недоверия – потому что это была НАША власть. Которой верили, и которую готовы были защищать.
Помню Витаутаса Ландсбергиса, с серым от недосыпания и усталости лицом, который играл на пианино Чюрлениса – слушателями были депутаты Ленсовета и питерские (то есть, тогда еще ленинградские) демократы. Официально они приехали в Вильнюс для того, чтобы выразить поддержку коллегам и довести до их сведения решения чрезвычайной сессии Ленсовета – она собралась вечером 13 января и была самой короткой в истории города: длилась всего пять часов. За это время успели принять резолюцию "О политической ситуации в стране", обращение к президенту СССР и Верховному Совету РСФСР, где события в Литве расценивались как попытка государственного переворота.
Ну, а неофициально демократы приехали в Вильнюс, чтобы вместе с литовцами драться и умирать, если придется. Сегодня это опять же кажется нонсенсом, но тогда настрой был именно таким... Глухое противостояние неизвестно с кем длилось, по меньшей мере, неделю, а, может, и больше. Казалось, что если МЫ расслабимся и отступим, ОНИ перейдут в наступление. Именно в это время в Питере в программе "600 секунд" Невзоров показывал свой мини-сериал "Наши", вызвавший гнев и возмущение одних и неистовый восторг других. Надо ли объяснять, кто возмущался – а кто радовался?
Тогда в Вильнюсе я встретила двух мальчишек, которые, насмотревшись этих передач, даже боялись говорить по-русски: думали, что их немедленно схватят "боевики" "Саюдиса". Вечером у парламента эти "боевики" их действительно схватили и отвели в свой автобус... чтобы напоить горячим чаем. На самом деле, в эти дни и ночи члены "Саюдиса", да и все жители Вильнюса, с подчеркнутым радушием относились к людям, приезжавшим из России – потому что это, как правило, были единомышленники.
Из окна троллейбуса я увидела баррикаду перед одним из зданий. "Интересно, что это?" - спросила я у своего спутника. И все пассажиры стали хором мне объяснять, что это – Главпочтамт и что баррикада перед входом является зримым подтверждением того, что здание не захватили. Мы были вместе тогда и, по большому счету, говорили на одном языке. Люди делились не по национальности, не по паспортам – по убеждениям, и "своим" был каждый, кто стоял с тобой по одну сторону баррикады.
Вильнюсский январь стал критической точкой – в эти дни рухнули все прежние мечты о возможности "демплатформ в КПСС". На площади у вильнюсского парламента и телецентра было множество разорванных партбилетов: до этого многие считали, что компартию удастся перестроить изнутри – после Вильнюса иллюзий уже не осталось. И события во всей стране "понеслись" в ускоряющемся темпе.
В конце января Литва, Латвия и Эстония, а также Армения, Молдавия и Грузия объявили о неучастии в референдуме 17 марта 1991 года о сохранении СССР. 19 февраля Борис Ельцин резко выступил политики Михаила Горбачева и потребовал его отставки. В ответ последовало обращение шестерых руководителей Верховного Совета РСФСР, которые потребовали отставки самого Ельцина. В конце февраля в Москве собрался внеочередной съезд народных депутатов РСФСР, во время которого Михаил Горбачев ввел в Москве чрезвычайное положение и направил армейские части для "охраны российского съезда". Возмущенные российские депутаты добились вывода войск и отмены ЧП, а затем приняли решение о проведении 17 марта "параллельного" референдума – о введении поста президента РСФСР...
Что было дальше – известно. 12 июня Ельцин стал президентом России, а 19 августа начался путч ГКЧП. 20-21 августа о своей независимости объявляют республики Прибалтики, 24 августа – Украина, 25 августа – Белоруссия, 27 августа – Молдавия, 30 августа – Азербайджан, 31 августа – Киргизия и Узбекистан. После этого "развод" в Беловежской пуще, который был, по большому счету, формальностью.
Сегодня Литва, как и другие республики Прибалтики, - нормальная европейская страна. Не без проблем, конечно, но без всего того, что сегодня сопутствует российской политической жизни. Граждане на выборах свободно сменяют власть, если их не устраивают результаты ее работы, никто не жалуется на отсутствие свободы слова, никто не преследует бизнесменов, финансирующих оппозицию, и никто не внушает гражданам, что страна живет во враждебном окружении и линия фронта проходит через каждый сортир.
Конечно, Прибалтика всегда была нашей "внутренней Европой" - и все же в 1991-м разница между нашими странами была куда менее заметна. Где, в какой момент разошлись наши дороги? В чем они оказались прозорливее нас? Почему в Прибалтике сегодня никто не опасается возврата в назад – а мы все чаще убеждаемся, что движемся "вперед, в светлое прошлое"?
Увы, на эти вопросы также нет ответов, как и на вопросы о загадках вильнюсской трагедии. Сумеем ли мы их найти?
